Лаклер пришел в компанию Goodyear в двадцать два года в 1979 году и работал в полуночную смену в отделе 245, упаковывая Nailax и другой химикат для каучука, Kagarax. "Это был настоящий бал, - говорит он. Рабочие устраивали водные бои и бросали друг в друга зажженные сигареты. Пиво привозили контрабандой и выпивали за ночь, а утром выносили пустые банки. Когда Лаклер перешел в отдел технического обслуживания, они с Гарри проводили в цехе много выходных - шестнадцать часов в субботу, еще шестнадцать в воскресенье. Деньги поступали. Затем, примерно в 2000 году, компания Goodyear начала нанимать молодых "отступников", которые отказывались выполнять определенную работу, говорит Лаклер. "Они все наступали друг на друга, чтобы продвинуться", - говорит Шуновер.
Даттон и Полька избежали серьезных болезней и травм, но у Шуновера был ослаблен слух из-за работы рядом с кричащими распылителями, известными как "канарейки", и он только что закончил девятимесячный курс химиотерапии от рака простаты. У Гарри, конечно же, был рак мочевого пузыря. У Лаклера были отбиты оба плеча, и он говорил, что "ни черта не слышит". Найдет ли рак и его? Возможно. Он вспомнил синюю дымку, заполнившую склад в отделе 245, - "приятный коктейль" из органики, используемой для производства Nailax и Kagarax. До того как на заводе появился NIOSH, а Goodyear начала ужесточать контроль, он чистил фильтры Sparkler в отстегнутой бейсболке и одежде из Армии спасения, которую стирал по ночам в прачечной. "Если ты не засовывал свое лицо внутрь и не дышал их парами, ты был ссыкуном", - сказал Лаклер. "А кто хочет быть киской?" Все мужчины за столом были раздражены тем, что Goodyear урезала медицинские льготы пенсионерам. Гарри платил за страховку 20 долларов в месяц, теперь он платит 400 долларов. Они с Дианой продали ферму и готовились переехать в Лас-Вегас насовсем. Диана тосковала. "Я просто готов покончить с этим", - сказал Гарри.
Через четырнадцать месяцев после этого визита я поговорил по телефону с матерью Дианы, Дотти Клайн. Она сказала, что является "христианкой" и простила Гудьира. Однако по ходу разговора ее обида выплеснулась наружу. Ее муж, Рэй, перенес два приступа рака мочевого пузыря, сердечный приступ и рак простаты. Наградой за тридцать девять лет работы на сайте стала второсортная медицинская страховка и грызущий страх, что опухоль может появиться снова. Она потеряла двоих детей из-за врожденных дефектов, которые, по ее мнению, были связаны с работой Рэя. "Я - капиталист-республиканец, - говорит Дотти, - но я считаю, что корпорации нечестно поступают со своими сотрудниками, и это касается всех. Нельзя придавать жизни людей денежную ценность".
В июле 2019 года я вернулся на запад Нью-Йорка, чтобы присутствовать на слушании дела о компенсации работникам Гая Морта в Буффало и встретиться с двумя мужчинами - Доном Кингом и Доном Глинном, которым по восемьдесят шесть лет, - которые помнят Ниагара-Фолс в 1950-1960-х годах, до того как он превратился в семя. Кинг, который встретил меня в офисе "Ниагара Газетт" на Третьей улице, после смерти своего дяди в 1962 году управлял элитным магазином одежды "Уэлсли" на Главной улице, а затем перевел его в Rainbow Centre, торговый центр в центре города, который закрылся в 2005 году. Он проработал в совете по образованию Ниагара-Фолс тридцать пять лет, начиная с 1977 года, и видел, как сокращается число учащихся. Он был президентом местного Ротари-клуба и до сих пор является попечителем публичной библиотеки и Мемориального медицинского центра. На его глазах население города превысило сто тысяч человек и опустилось ниже пятидесяти тысяч. Многие бизнесмены, с которыми он познакомился, уехали из города вслед за промышленностью. По признанию Кинга, химические заводы были шумными, дымными и издавали "отвратительный запах", но они были жизненной силой города. Его мать, Полли, художница, находила их завораживающими и включала в некоторые свои картины.
Кинг предложил быструю экскурсию по городу. Мы поехали на юг по Третьей улице, на запад по Ниагара-стрит и на юго-восток по бульвару Рейнбоу, миновав несколько новых сетевых отелей на малозастроенной восточной окраине даунтауна. Мы свернули на Буффало-авеню, где сохранилось лишь несколько заводов - Олин, ОксиХим. "Здесь работали тысячи и тысячи людей", - сказал Кинг. Силосные башни старого завода Nabisco все еще стояли; Кинг, подражая своей матери, подумал, что кто-то должен покрасить их в яркие цвета и превратить в произведения искусства. Мы вернулись в город по Ниагарскому парку, слева от нас простиралась река Ниагара и остров Гранд-Айленд. "Если бы мы правильно рекламировали Ниагарский водопад, у нас были бы отели прямо здесь, вдоль воды", - сказал Кинг. Мы проехали мимо старого клуба "Ниагара", в котором много лет собирались только мужчины. "Теперь я даже не знаю, что это такое", - сказал Кинг. Справа от нас находился торговый центр "Радуга", чьей промозглой парковкой все еще пользовались туристы, а в южной части располагались Кулинарный институт Ниагара-Фолс и книжный магазин "Барнс энд Ноубл". Остальная часть торгового центра была пуста. Через несколько минут мы уже ехали на север по Главной улице, где у Кинга был магазин одежды. Здание, принадлежавшее ему между Южной и Мичиганской авеню, было занято книжным магазином. "Раньше весь этот квартал был торговым, - сказал он. Здесь были банки, парикмахерские, цветочные магазины, мебельные магазины, обувные магазины, магазины шляп, магазины мужской одежды, универмаг, супермаркет. Можно было купить "Понтиак" или "Олдсмобиль", посетить пресвитерианскую церковь, полистать книги в классической библиотеке Карнеги. Теперь все это было невозможно.