Вряд ли сейчас лежит.
Характерные царапины на камнях, обрамлявших выдранный с корнем, с наличниками дверной проем, трудно было спутать с чем-то еще помимо когтей гуля. От простых солдатских могил тварь отогнали священные знаки, но над склепом погибшего нобиля вместо оберегающего символа возвели какой-то нелепый монумент, предназначенный жирно намекать на мужество и героизм павшего. Надо думать, трупоед отдал должность и тому и другому, дробя в своей гнилой пасти иссохшие мощи и перетирая их в кашицу.
Тишина.
Иногда в тишине слышалось зловещее всхрапывание черных жеребцов-магиматов, привязанных у склепа. Если уж быть откровенным, больше похожее на утробное рычание хищника. Твари, загнанные сложной магией в тела лошадей, не жаловали своего нынешнего грума…
Там, за часовней и склепом, по-настоящему начиналось кладбище. Там были мертвенно лунный свет, сбитые квадраты и могилы - целые и развороченные. К некоторым подобрались наиболее выносливые гули, способные выносить мессианскую ауру, аккуратные периметры других явно хранили знакомство с лопатой. Не иначе как наведывались за ингридиентами и катаалами могильные воры, работающие на алхимиков и некромантов. Будь кладбище поновее, можно было бы предположить и работу Блеклых пастырей - бродячих колдунов, подымающих трупы, чтобы сдавать в наем на несложную работу, но за век с лишним солдаты, лежащие под слоями дерна, перегноя и опавшей хвои, уже слишком истлели и не годились для анимации. Чтобы заставить кости скелета двигаться, должна сохраниться плоть, их объединяющая, а рассыпавшийся от времени скелет даже бренчать не заставить без дорогостоящего ритуала.
Кладбище утыкалось под бок густому мрачному лесу, ночью, казалось, источавшему леденящую, сумрачную ненависть, вызванную жалкими попытками смертных оставить знаки своего присутствия на его опушке. Лес давно бы мог поглотить солдатский погост, но иррациональная природа кладбища останавливала его.
После массовых баталий, когда раненные и трупы разобраны сражавшимися сторонами полковые колдуны-магеармы проводят над останками павших сложные ритуалы, мешающие им восстать после смерти, а капелланы освещают землю, делая ее недосягаемой для темных сил, выбирающихся наружу такими вот ночами. Никому не нужна армия мертвецов, которая в один прекрасный день решит подняться, чтобы сожрать все живое в округе.
Увы, со временем все приходит в негодность - дерево гниет, камень рассыпается, магия выветривается… Коль скоро освященная земля перестала гореть под ногами гулей, погост свой срок отбыл.
Может быть лютецианцы и правильно поступали, сжигая своих мертвецов, а кости перетирая в прах на походных мельницах, известных, как “костегрызы”. А с другой стороны - задача выполнена. Трупы пролежали в земле ровно столько, сколько требовалось, чтобы они перестали представлять собой опасность.
Несмотря на большую луну ночь выдалась темная и почти все окружающие предметы соревновались между собой, стараясь выделиться черным на черном. Мрачную симфонию мрака нарушал только небольшой костер, горевший на окраине кладбища. Его красные отблески играли на лакированных обводах черной кареты и отсвечивали кровавым в больших рубиновых глазах жеребцов.
Уютно потрескивали дрова. На вертеле жарился поросенок, плотно набитый недоваренной кашей, чтобы вобрать лишний жир. Угольки вспыхивали, когда горючие капли падали на них сверху: пшшш… пшшш…
Пшш.
Пару, коротавшую ночь у огня было трудно не узнать и совсем невозможно с кем-то спутать. Огромный и тяжелый, как Топтун - голем, что тащит поезда по Свинцовой тропе - охотник на нечисть и его изящная, точно вырезанная из белой кости спутница.
Сет Слотер, прозванный собственным семейством Ублюдком, сидел у самого костра, почти не двигаясь, лишь изредка поднимая руку, чтобы пошевелить вертел. Отсветы костра бросали тени на его мрачное лицо, резко очерчивая шрамы и западая в складки так, что оно превращалось в уродливую маску чудовища.
Профессиональный истребитель монстров, он давно перестал особо отличаться от своих жертв. Но все же настоящим чудовищем в этой паре была она - Моргана Морган.
Красивая, игривая и отчаянно мертвая. Моргана полулежала на крыше кареты, облизывая пальцы, и кровь текла по ее щеке, собираясь на подбородке, чтобы затем скользнуть далее и быстрым темным ручейком проложить русло до самого декольте.
Сет встал на ноги, выгнул спину, потянулся разминая затекшие конечности, и оказалось, что огромная черная карета, в обще не так и велика. Затолкай туда пару таких, и все.
Он недовольно покосился на свою спутницу.
- Тебе всегда надо есть так… демонстративно?
- Прости, милый, но я считаю, что все эти шприцы и сцеживатели, которыми обзаводится вампирская аристократия, чтобы питаться без контакта с жертвами - пошлость и вырождение. Это как получать удовольствие через поделки из овечьих кишок, которые надевают на свои благородные члены нобили в борделях, чтобы не подцепить лютецианскую болячку.
- Я не об этом. У тебя платье снова в крови, а мы, хочу напомнить, не везем с собой весь твой гардероб.
Моргана рассмеялась и потянула пальчиками испачканный шнурок лифа.
- Ах ты об этом? А ведь я старалась: думала предложить тебе слизать все с моей груди.
Ответ Сета был написан на его физиономии: не люблю мяса с кровью, хотел сказать он.
Но сдержался.
Моргана снова засмеялась. Временами Ублюдок откровенно забавлял ее. С женщинами он всегда старался держаться галантно - уж как мог - всячески урезонивая свою первобытную брутальность, отчего как правило выглядел неуклюжим, грубым и неестественным.
Так выглядит каждый кто ведет себя противно своей природе. Истинной же природой же Сета Слотера было бескомпромиссное доминирование, оборачивающееся свирепой дракой, когда кто-то заступал ему путь. И то была именно драка: не бой по правилам, не сражение по науке, а свирепая свара, где нет ничего кроме разбитых кулаков, белой ярости в глазах, ослепляющей боли и клокотания крови. В отсутствие демонов и нечисти, которых можно было истреблять, утверждая себя, как победителя, Ублюдок дрался со всем миром, а когда мир утомлялся - с самим собой, стараясь обуздать бушующие внутри порочные страсти и темные наклонности, унаследованный с кровью Лилит.
Городу Уру, столь же Блистательному, сколь и Проклятому, опасно заигравшемуся с потусторонним, требовался надежный защитник от ужасов, порожденных изнанкой мира, и что люди, что Выродки на эту роль годились плохо (последние, по правде говоря, совсем не годились). Требовался такой вот… Ублюдок даже посреди Выродков.
В лесу кто-то захрустел валежником, и Моргана, чуткая к природе смерти, уловила некротические эманации. Верный признак присутствия рядом нежити.
- Здесь кто-то есть, - она села на крыше кареты, свесив ноги и пригнувшись, так что нос стоящего рядом Сета нацелился ей аккурат в сокровенную ложбинку, влажно блестящую от свежей крови. Тушка зайца, пойманного в лесу, свалилась на землю и покатилась к костру, собирая мехом хвою, мелкие веточки и прочий мусор.
- Кто-то не мертвый.
- Это гуль. Старый уже, почти не пахнет, - небрежно пожал одним плечом Сет - второе было туго забинтовано. - Он не опасен, просто боится, что мы будем заново освящать кладбище, где прикормился.
- Откуда ты знаешь?
- Я зарабатываю этим на жизнь.
- Мне не нравятся трупоеды. Не хочешь свернуть ему шею и сделать мне меховой коврик?
- Он не опасен, - повторил Сет. - Я убиваю только тех, кто несет угрозу.
Опять это его унылое щеголянье принципами. Моргана обиженно подула на локон, убирая с глаз. Получилось кокетливо.
Как и было задумано.
- Твоя свинья подгорает.
- Это поросенок, - Сет вернулся к костру. - И он пахнет просто божественно.