— Да, у него есть провалы в памяти, он путает имена и, по собственному признанию, не всегда может вспомнить лица, которые всплывают перед его глазами, — кивнул Бата. — Но, возможно, это к лучшему. Человек, путающий прошлое с настоящим больше других заинтересован в том, чтобы обеспечить ясность хотя бы в будущем. А для него эта ясность наступит только после выполнения вашего задания.
— Но если он попадет в руки моих врагов…
— То будет молчать и умрет. Да и что ему рассказать? Он с трудом вспомнил даже свое имя. Вместе с тем, он умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Даже свое пленение он превратил в процесс подготовки. Именно такой нам и нужен: человек, способный действовать по обстоятельствам, проявляя инициативу там где нужно, — зашелестел Бата, улыбаясь своим мыслям. — Человек, которого не знают соглядатаи вашего могущественного брата. Человек, которого нельзя перекупить…
— Купить можно любого, — ворчливо произнес эмир. — Это вопрос цены!
— Трудно купить того, одержим лишь одним желанием, которое известно только вам, и которое только вы можете утолить… — Бата пожал мягкими покатыми плечами. — Наконец, он светел лицом и волосом, и в нем трудно будет опознать нашего эмиссара. У вас не так много преданных агентов, чья наружность не выдает принадлежность Тортар-Эребу. И, главное, я повторю, о нем не знают шептуны Великого султана.
— Но зато знаешь ты. Ты и твои люди! — эмир Юзух иб Уса прищурился. — А ты разве не служишь моему брату, верный Бата? В таком случае, почему пресветлый пребывает в неведении?…
Выдержать раскаленный взгляд эмира было нелегко, но Главный-над-Шептунами справился с этим.
— Ныне я здесь именно потому, что служу вашему брату, — с тихим достоинством произнес он. — Не меньше вашего я хочу знать, во что — в какую игру — втянулся Великий султан, и какую цену придется заплатить за это государству… которое рано или поздно должно отойти вам. И я хочу, чтобы оно отошло могущественным и прекрасным.
Эмир продолжал пытливо смотреть на главного шпика султаната, но взгляд его несколько смягчился.
— У Великого султана есть веские основания ненавидеть неверных, называющих себя Орденом Очищающего Пламени. — продолжал Бата Мягкоголосый. — Но он не может не знать, что участие Тортар-Эреба в нападении на Башню может стать началом войны со всем западом. Даже Ур и Лютеция объединятся, выполняя Нееловский пакт, для похода на нас… Могущество Тортар-Эреба велико, но можно ли выстоять единовременно против двух столь могущественных врагов? И это не говоря уже о прочих государствах, связанных пактом? А если слухи о таинственном посольстве направленном Великим султаном в Башню перед самым ее падением подтвердятся, кто знает… не решатся ли север и запад воспользоваться предлогом, чтобы поживиться за счет благодатного юга?…
— Мой брат не глуп! — резко выкрикнул эмир. — Он не будет рисковать своим троном ради пустой прихоти…
— Вот именно, — тихо согласился Бата. — Поэтому нам так важно узнать, что именно он рассчитывал захватить в Башне. И с кем ему предстоит поделиться этим… трофеем. Ибо в одиночку выступить против Ордена не решился бы даже Великий султан. Все это нам нужно знать. А следы участия Тортар-Эреба в нападении на Башню, если они остались, по возможности убрать… равно как и тех, кто будет слишком рьяно болтать об этом.
— Мы рискуем, Бата. Мы очень рискуем.
— Признаки становятся все более очевидными. Вино, превратившееся в уксус на рынках города Кеши. Попугаи, заговорившие на десятке разных языков в саду визиря Ишмаля. Рыба, выбросившаяся на берег
Когда чужака привели закованного в цепи, эмир Юзух в очередной раз удивился его юности. На вид светловолосому не могло быть больше двадцати двух — двадцати трех лет. Было странно видеть печать внутренней пустоты на столь юном лице.
Потемневшие от воды волосы прилипли к черепу, несколько прядей свисали со лба, и из-под них на мир не смотрели — зыркали — настороженные, холодные серые глаза. Понукаемый маджруками, он поклонился, но трепета и преклонения при виде владыки Варкаташа в этом движении не проявилось. Эмир ценил храбрых людей, однако столь откровенная непочтительность несколько разозлила его.
Юзух иб Уса сделал раздраженный жест.
Рабы тут же бросились вон из комнаты, вслед за ними вышли и маджруки. Остался только один — Маноло, личный телохранитель эмира, могучий и свирепый, как тигр, и безгранично преданный. Маноло мог с одного удара перерубить надвое толстенную балку, а брошенным копьем с двадцати шагов попадал в браслет с тонкого девичьего запястья, подброшенный в воздух. В его голове редко появлялись сложные мысли, но зато он обладал звериным чутьем и при бычьем сложении отличался проворством обезьяны. От эмира он отлучался лишь по устному приказу Юзуха иб Усы.