Выбрать главу

Все нудит Зиму вон -

И жаворонки в небе

Уж подняли трезвон.

Вспоминаются жаворонки. Деревня… Конечно, снега нет и в помине. Конечно, это тоже в горах - жаворонки взлетают высоко и слышны на склонах гор, где еще царит зима. Конечно, и здесь у Тютчева речь идет о горном пейзаже.

Перелистываю сборник, и в глаза начинает бросаться то, что не замечалось раньше: «Снежные горы» /1829/, «Альпы» /1830/, «Утро в горах» /1829/, «Весенняя гроза»:

…С горы бежит поток проворный,

В лесу не молкнет птичий гам,

И гам лесной и шум нагорный -

Все вторит весело громам.

Всегда думал, что гора - это гора не в буквальном смысле, а некий холм (вроде тех, что на Воробьевых горах у нас в Москве), который только в переносном значении назван горой. Теперь же вижу, что был не прав - нагорный шум на Воробьевых горах не услышишь. Последнее четверостишие, которое всегда как-то не вязалось с представляемой картиной русской природы и потому выпадало из восприятия, теперь находит место в целостности «Весенней грозы»:

Ты скажешь: ветренная Геба,

Кормя Зевесова орла,

Громокипящий кубок с неба,

Смеясь, на землю пролила.

(Позже я узнал, что в XIX в. для тонких ценителей поэзии - таких, например, как вел. кн. Мария Николаевна, Я.К. Грот, В.В. Розанов и др. - было очевидным то, что большинство тютчевских стихов строилось на описании южнонемецкой природы [см., н-р, Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино.- М., 1977.- С.351]. Возможно, причиной тому являлось непосредственное знакомство некоторых русских читателей с ее особенностями во время путешествий.)

Вернемся к «Весенним водам». Перечтем еще раз…

Все! Не успел записать, как стало уже все понятно. Придется познакомить читателей с содержанием рассуждений post festum (букв.: после праздника).

Слова текста - есть изображение внутреннего монолога так называемого «лирического» героя. Находится он среди гор. Кругом снег. И шум реки. Окружение наводит героя на не совсем обычные размышления. Шум им воспринимается как знак приближения весны. Не во всяком состоянии приходят в голову подобные ассоциации. Не всегда при размышлении наедине потребуются слова возвышенной лексики: воды, сонный брег, гласят, гонцы. Мы это чувствуем и начинаем представлять, реконструировать это духовно-возвышенное состояние человека, одиноко стоящего у воды среди снега.

Материал для подобной реконструкции, для распознания в изображенном именно этого состояния нам дал прием отбора лексики.

Они гласят во все концы:

«Весна идет, весна идет!

Мы молодой весны гонцы,

Она нас выслала вперед!»

Здесь прямая речь не есть речь воды. Это та речь, которая приписывается человеком ее журчанию. Речь, реальность которой им утверждается. И хотя кругом снег, царство зимы (мы бы сказали даже, что, в отличие от раскинувшихся долин внизу, вечное царство зимы), тем не менее в шуме сбегающих вод он открывает подтверждение неизбежности приближающейся молодой весны.

Весна идет…

- эта скрытая от глаз истина, первоначально приписанная шуму воды, повторяется как реально существующая и видимая внутреннему взору.

В жизни мы никогда одно и то же одинаково не повторяем. Каждое повторение своего вопроса, ответа или мысли - интонационно обязательно отличается от предшествующего. Повторение всегда уярчает высказываемое. Это наблюдение помогает увидеть в повторах героя (Весна идет - возникает в его сознании четырежды!) медитационную экспрессию, возникающую из его прежнего созерцательного состояния.

…весна идет!

- и вдруг неожиданно появляется майский хоровод! Среди зимы, когда еще только воды шумят о приближающейся весне, этот человек, состояние которого мы, исходя из своего собственного опыта, пытаемся реконструировать (по ходу чего все больше отождествляемся с ним), опять удивляет нас. Ему удается проникнуть еще дальше в круговорот природы. Он уже «реально» видит, как вслед за грядущей весной (но еще не сошедшей на спящую землю) толпится румяный хоровод теплых майских дней. Находясь среди зимы, он способен увидеть нетерпеливость лета. Майские дни - дни поздней весны, дни наступления лета. Весь этот природный круг, растянутый во времени, а потому невидимый нам в обычном состоянии, открывается ему вдруг как реальность не менее конкретная, чем окружающий снег, сонный берег и шумящая у ног вода. В размеренности смены времен года он увидел нетерпеливость. Зиму торопит еще не наступившая весна, и за ней уже весело толпится, с нетерпением дожидаясь своего часа, румяный хоровод гонцов лета.

Осмысление приемов, выявленных реконструкцией «исходной ситуации», обогащает содержание этой реконструкции добавочным смыслом - приводит к возникновению сюжета. Осмысление расстояния между фабулой и сюжетом приводит к толкованию, к тому, что часто называют и идеей, и сверхзадачей, и даже художественным образом. Обратим внимание, что обычно именно о своем толковании начинают рассказывать читатели в ответ на досужий вопрос О ЧЕМ ПРОИЗВЕДЕНИЕ? (стихотворение, повесть, книга).

Так одна второклассница на этот вопрос, заданный по поводу прочитанного ею «Робинзона Крузо», через паузу, ушедшую на то, чтобы подыскать слова, ответила: о непослушнике Робине [так по ходу изложения часто называл сам себя Робинзон - В.Б.], который однажды не послушался родителей (об этом действительно часто упоминается в романе). Ответ поразил меня тем, что был самым настоящим личностным толкованием ребенком художественного произведения.

Интимное осмысление сюжета всегда можно выразить достаточно кратким пересказом. Но краткость оказывается и понятной и естественной в контексте устного общения. Выраженная же на бумаге, она часто становится неказистой, неубедительной. Поэтому для того, чтобы высказать свое толкование, литературоведам приходится писать часто объемные работы. Я ограничусь лишь некоторым намеком, смирившись с тем, что для кого-то из читателей он, возможно, покажется недостаточно понятным.

Поворот сюжета в стихотворении сталкивает меня с тем, кого мы, пользуясь привычной формулировкой, называем «лирическим героем». Кто он, если ему дано увидеть то, что он увидел? Создатель, воплотившийся в человеке? Или человек, возвысившийся до создателя? И кто я - если могу разглядеть то, что видит он, - если могу понять его?

Мне представляется, что причина традиционной славы тютчевской поэзии как поэзии, возвышающей читателя, заключается именно в этом. Тургенев писал, что не чувствовать Тютчева - значит, не чувствовать поэзии. Для Толстого поэт был любимейшим за умение, через обращение к природе раскрыть мир человеческой души и человеческих переживаний. Тютчев долгое время считался поэтом «для немногих». Сейчас большинство читателей, познакомившись с его поэзией еще в начальной школе, так не считают.

Задания для самопроверки

Уясните сюжетно-фабульное содержание нижеприведенного стихотворения А.А.Фета.

Сопоставьте начальный и конечный этап уяснения, сформулируйте ответ на вопрос: о чем это стихотворение?

А.Фет

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!

This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
20.06.08