У Мадженты наготове всегда была сотня придирок, малейшую оплошность она превращала в преступление. Да что там оплошность — она зевать не позволяла в своём присутствии, даже во время ночных вахт. А если замечала, что Сонанта двигает челюстью, подавляя зевок, приказывала встать по стойке смирно и громко, чётко, в подробностях отчитаться, как помощница аналитика провела предыдущие сутки, — заодно объяснив, что помешало ей выспаться в отведённое для этого время.
Ещё Маджента постоянно бранила Сонанту за нерасторопность и лень. Единственный раз в жизни Сонанта опоздала на вахту на восемнадцать секунд. За это Маджента велела ей бегать подряд восемнадцать часов, причём первые два не останавливаясь, а потом с перерывом на десять минут каждый час.
Такого не делали даже самые свирепые сержанты на младших курсах академии.
Через шесть часов Сонанта уже не могла стоять, ноги у неё тряслись и подгибались. Может, какой десантник над ней и посмеялся бы, но от флотских офицеров звериной крепости мускулов не требовалось, лишь бы нормативы сдавали. А нормативы для них были куда ниже.
Сонанта присела отдохнуть и подумать, что делать дальше. Компьютер донёс об этом Мадженте. Та собственной персоной явилась на беговую дорожку и тычками согнала Сонанту со скамьи. Когда Маджента ушла, Сонанта с отчаяния пожаловалась Руане, а Руана наябедничал Камингсу. Камингс ничего Мадженте не сказал, просто пришёл в спортзал поупражняться и, обнаружив там Сонанту, одну, среди ночи и выбившуюся из сил, приказал ей отправляться спать.
Второй раз капитану пришлось вмешаться, когда Маджента посадила Сонанту учить наизусть таблицы эфемерид. Что это такое, знает каждый курсант высшей школы ВКС, пусть он и специализируется на военном анализе. А проходят эфемериды в разделе истории, вместе с секстантами и магнитными компасами. На память заучивать таблицы никого не обязывают — даже будущих навигаторов. Но Маджента потребовала сообщить, каково положение звезды Бернарда по отношению к Земле — к Земле! — да ещё и на данное мгновение. Сонанта не смогла ответить, и Маджента заявила, что «эта бестолочь» не выйдет с мостика, пока не вызубрит всю таблицу от корки до корки.
Расстояние между корками оказалось поистине астрономическим. Сонанте оставалось только доблестно помереть на посту.
Просидев за терминалом девять часов, она сочла возможным снова воззвать к Руане, а тот опять обратился к капитану. Камингс на этот раз не стал молчать. Что уж он там наговорил Мадженте, неизвестно, но она сама отменила свой приказ и больше в крайности не ударялась, хотя так и не простила вселенной существования Сонанты.
В тот вечер Сонанте как раз выпало дежурить с Маджентой, и хотя та пребывала в рассеянности и на своего двойника особого внимания не обращала, Сонанта так устала от одного её присутствия, что к Руане не пошла, а приняла душ и сразу легла спать. Она и так знала, что Руана ошибается. Хотя не должен бы. А вот почему он ошибается, когда явно не должен, она сказать не могла.
Утром Сонанта отправилась поговорить с Формозой. Объяснила, что её послал Руана, но прежде чем встречаться с Атуром, ей хотелось порасспросить о нём. А кого спрашивать, как не Формозу? Ведь она проводит рядом с чужаком столько времени и, конечно, успела его как следует узнать — в любом случае, лучше, чем другие. Сонанта немного нервничала, после вахты с Маджентой у неё всегда усугублялся комплекс неполноценности. Но Формоза приняла гостью благодушно и даже спросила, что именно ей интересно.
— Это так странно, — Сонанта потупила взгляд. — Он выглядит совсем как человек. То есть я хочу сказать, по виду он от нас ничем не отличается, и… — она замолкла, смущённо заглядывая в глаза Формозе.
— Как раз по виду он от нас очень отличается, — заявила Формоза с таким апломбом, что самой стало смешно. Она хмыкнула, но быстренько напустила на себя важный вид. — Вы обратили внимание, какое слабое у него надбровье — при таком-то профилированном лице? А наклон глаз? Внутренний угол выше внешнего, да как заметно! И при большой ширине глазной щели такой выраженный эпикантус. Даже у мерзов он почти не встречается. Немыслимая морфология. Но это мелочи. Лоб у него не имеет наклона, а переносицы и вовсе нет. Вы не заметили? Надо быть внимательнее, вы ведь изучали антропологию, пусть и в недостаточном объёме… А уши-то, уши! Форма мочки какая? Ромбовидная! Вы где-нибудь такое видели? А за ушами что? Жаберки! И это, замечу, лишь малая часть того, что мне дал один взгляд на его голову.