— Будь у меня выбор, я бы поселилась на Централи и стала учиться чему-нибудь красивому… Но как вы думаете, каково моё самое потаённое, самое сильное желание? Может, я хочу убить командора Мадженту? Уничтожить всех, кто сделал меня такой? Разрушить саму систему?
А ведь моя история вполне обыденна. У нас в академии был парень с Медоны, планеты, превращённой в плантацию моки-воки. Вся она поделена на латифундии, которыми владеет дюжина семей, меньше сотни человек. Остальные жители, миллион с лишним, — рабы. Формально они числятся наёмными сельхозрабочими и гражданами Республики, о существовании которой даже не догадываются. Тот курсант родился увечным — одна нога короче другой, сухая рука. Лечить его не стали, а изуродовали и приспособили для потехи. Каждый год местный хирург переделывал его на новый лад. Когда мальчик случайно попался на глаза налоговому инспектору с Централи, телом он походил на краба, а лицом на череп — ему отрезали нос, уши и губы. Цивилизованный инспектор, хотя и взяточник, был слишком потрясён, чтобы оставить всё, как есть. По его докладу начали расследование, а мальчика он забрал с собой и добился, чтобы его приняли во флот и трансформировали. К тому времени расследование закончилось, и как раз выяснилось, что инспектор взяточник. Его отправили в отставку. А медонские помещики приняли от Республики деньги на школы и больницы, и что было дальше, никто не знает. В академии спасённый, конечно, прошёл курс реабилитации, но кто скажет, чего он жаждет в самой глубине своей души?
Не будь рядом Формозы, Сонанта могла бы рассказать и о ней. Как её отдали замуж в двенадцать лет за человека втрое старше — на планете, где женщины сидят по домам, не вправе говорить без дозволения и не умеют читать, несмотря на республиканский закон об обязательном среднем образовании. Через три года муж вышвырнул её на улицу, прилюдно назвав бесплодной, — страшнее в тех краях только обвинение в измене. Но за измену карают смертью, а про таких, как Формоза, говорят: «Бездетная женщина хуже собаки». Её подобрал сутенёр и полтора года сдавал внаём в подпольные публичные дома. Пока один из клиентов, солдат с местной базы ВКС, тоже трансформат, пожалев, не отвёл девчонку на вербовочный пункт. Оттуда её, в виде исключения, сразу же отправили на Централь — армейским грузовиком, замороженную. Потому что пассажирского корабля ждали только через месяц, а идти ей было некуда. Эту историю Сонанте рассказал Руана. Теперь Формоза стала красавицей и львицей и вовсю помыкает мужчинами, но кто знает, о чём её сны?..
— Что будет, — вопрошала Сонанта, — если его желания исполнятся? Или мои?
Или её?
— Что случится, если желания каждого на этом корабле начнут исполняться?
Сонанта сцепила зубы, собираясь во что бы то ни стало дождаться ответа. Но Атур молчал. Сначала он опустил взгляд, будто испытывал неловкость, но почти сразу поднял и теперь смотрел на помощницу аналитика холодно и бесстрастно, не двигаясь, даже не мигая, — словно хотел подчеркнуть свою нечеловеческую природу.
Сонанта поняла, что вообще не слышит не звука, никакого, кроме собственного неровного дыхания. Даже Формоза перестала возиться и затихла в ожидании. Взгляд Атура сверлил Сонанту, она готова была поклясться, что ей что-то давит на переносицу, холодное и твёрдое, как дуло пистолета. В чёрных глазах Атура мерцали далёкие звёзды. Всё вокруг стало каким-то ненастоящим. Всё, кроме этих звёзд. Голова у Сонанты закружилась.
Ждать больше нельзя, не то и она, как другие, подпадёт под Атуровы чары.
— Вот именно, — произнесла она хрипло. — Вам нет до этого дела.
Звёзды потухли, глаза Атура стали обычными, карими, а выражение в них — как у испуганного зверька.
— Вы ошибаетесь, — проговорил чужак тихо-тихо и вдруг спрятал лицо в ладони. — Отпустите меня, — шепнул он. — Дайте скафандр и отпустите. Космос велик, я растворюсь в бездне, и вы никогда больше обо мне не услышите. Я дам вам то, что вы хотите, только позвольте мне уйти.
Сонанта опустила веки, руки на коленях сделались тяжёлыми, как гантели, но где-то внутри, в самом глухом уголочке её души, чадил, будто лучинка, огонёк безумия — радость, что у неё получилось. Хотя радоваться было совсем нечему.
— Не могу вам обещать, — сказала она то, что должна была. — Моё слово мало значит. Но знаю точно, капитан не поверит никаким координатам, пока своими глазами не увидит, что там.