Шаттл опускался в чашу каньона, подняв тучу пыли. Впереди высились обглоданные ветром скалы.
— Вы спятили, — промямлила Сонанта. — Здесь всё мёртвое.
Она сама едва соображала, что говорит, но Атур вдруг резко обернулся к ней, глаза у него были дикие и жёлтые, а лицо совсем нечеловеческое.
— Здесь — да, — сказал он.
Шаттл задрал нос и стал, будто по воздушной лестнице, взбираться к далёким горам. Горы вздыбились и ухнули вниз. Сонанта опять вскрикнула: за горами был город. Шаттл завис, Атур пялил глаза и ничего не делал. Его губы беззвучно шевелились. Напротив, на приборной доске, торчали видеосенсоры, компьютер прочёл движения губ:
— Гер'эба… Не может быть. Гер'эба…
Шаттл медленно пополз вниз и водрузился посреди круглой площади. Открылась дверца, выехала лесенка. Атур сиганул с верхней ступеньки, пробежался, прихрамывая, задрал голову и стал топтаться на месте с видом счастливого безумца.
Сонанта попросила шаттл взлететь — тот не послушался. Полукруг приборной доски лежал тусклый, как мёртвая рептилия, щетинясь чешуёй кнопок и сотней остекленевших глазков. Связи с кораблём тоже не было. Велев мини-блоку и дальше пытаться, Сонанта не спеша сошла по лесенке, села на нижних ступеньках, потому что не стоялось, и поглядела кругом. Город имел вид совершенно неземной, был по-своему красив, но ни один человек не назвал бы его уютным.
Площадь, мутную, стеклянистую, будто только что залитый каток, толпой окружали башни. Сонанта взбиралась взглядом по их длинным бокам и смотрела на город из поднебесья — картинку записали сенсоры шаттла во время посадки, а мини-блок считал из памяти бортового компьютера, но девушке казалось, что она видит всё собственными глазами. От горизонта до горизонта — лес зданий, узких, высоких, истончённых вверху до дымки и похожих на сосульки, повёрнутые носиком к небу. Округлые стены мягко поблёскивали в неживом рассеянном свете, льющемся невесть откуда. Башни не были ровными и прямыми, как стелы: с одной стороны потолще, с другой — похудее и точно в застывших потёках. Между башнями — тонкие перемычки, провисшие, как заледенелые канаты.
Виной этой корявости могли быть время, дожди да ветер, несущий песок из каньонов, но Сонанта так не думала. В месте, которое не может существовать, нормальные физические законы теряют силу. Нет, стены у этих домов таковы, как должны быть. Да весь город виделся одним громадным, причудливо подтаявшим куском льда или, если угодно, абстрактной композицией из дутого стекла… Собственно, пришло на ум Сонанте, город был ещё одним каньоном, в кругу песчаных скал, оплавленных в единый миг невыносимым жаром. Ни в одном здании Сонанта не заметила дверей — только окна в вышине, ни на одной улице не росло хотя бы чахлого стебелька.
В какой-то миг Атур случился рядом, и Сонанта окликнула его:
— Вам знакомо это место?
Атур будто не слышал, а настаивать Сонанта не стала. Вопрос того не стоил. Ни один вопрос уже не стоил того, чтобы добиваться на него ответа. Но едва Сонанта так решила, Атур повернулся к ней:
— Это Гер'эба, древняя столица моего народа. Я никогда не думал…
Он махнул рукой, то ли отметая Сонантино любопытство, то ли зовя за собой, и побрёл от шаттла. Сонанта осталась сидеть, надеясь, что Атур от избытка чувств забросит контролировать электронику. Он был уже крохотной фигуркой между могучих стеклянных стволов, когда лесенка под Сонантой зашевелилась. Девушка скатилась наземь и сию же секунду вскочила, но только и могла, что беспомощно глазеть, как дверца закрывается, а лесенка складывается и лезет в щель в борту. Компьютер шаттла не принимал её команд, прыгать за лестницей было глупо — только зря покалечишься.
Сонанта ругнулась с ненавистью в далёкую спину Атура и припустила за ним. Сделала несколько шагов — и вдруг, ахнув, со всего разлёта бухнулась коленями на твёрдую гладь. Но не почувствовала ни боли, ни слёз, бегущих по щекам.
Она вообще будто враз лишилась всех чувств. Сердце в груди замерло, воздух застрял в лёгких, и не было сил вздохнуть.
Теперь Сонанта знала, что испытал Руана в те несколько секунд, когда, милостью Атура, утратил всякий контакт с миром, кроме непосредственно физического. Это не значило ослепнуть, или оглохнуть, или отнять руку — такую малость можно легко пережить. Это было много хуже, жутче. Словно тебя пересадили… ну, хотя бы в тело рыбы. Рыба, она тоже цельное существо, что-то видит, как-то дышит, машет хвостом и плавниками, ест, совокупляется и, наверное, её рыбья жизнь вполне достойна и счастлива. Только, с точки зрения человеческой, не составляет абсолютно никакого смысла и никак не может считаться полноценной… Это всё равно что умереть и встать из могилы разложившимся трупом, с отмершей кожей, сгнившими глазами и крохотной искоркой памяти о том, что есть жизнь. И пытаться жить, как раньше, и с каждым мигом всё яснее убеждаться, что не можешь… В самом деле — Сонанте казалось, что физическая смерть вот-вот наступит, не может не наступить, когда душа её уже не живёт.