На этот раз лица инструкторов Сонанта запомнила, но ни одно не узнала. А такое вряд ли могло быть. Инструкторы менялись, но не так часто, чтобы хоть один даже спустя пару лет не показался знакомым. Значит, и в прочих деталях могли быть расхождения.
Сонанта пыталась сообразить, какие именно, пока врач, усадив на табуреточку, колол ей тонизирующее средство. Дальше её заставят пересказать, что она делала и чувствовала, сначала просто так, потом под гипнозом. И будут учить жить с этим, не ощущая себя преступницей и нелюдем. А она заключит, что готовят её вовсе не к бою, потому что в бою-то, в настоящей драке, когда ты или тебя, убить как раз просто, инстинкт самосохранения заставит, даже не поймёшь, что сделал, пока всё не кончится. Но ей-то вряд ли доведётся стрелять в людей, пусть даже из бортовых орудий. Зато не избежать принятия решений, от которых кто-нибудь, по ту сторону или по эту, непременно умрёт. И решать она будет не в горячке боя, а в покойном мягком кресле в чистой ухоженной каютке, с холодной головой, исходя из расчёта, не из эмоций. Опыт собственноручного убийства должен научить её не жалеть чужих и не швыряться своими без крайней нужды. Ну, а будет таки нужда, не пускать слюни… Сонанте тогда до зарезу хотелось бросить академию. Она держала это при себе, но начальнички, верно, знали, что делается с курсантами после «испытания», и пустили в ход все свои психологические трюки. Да на всякий случай ясно намекнули: единственная для Сонанты альтернатива — пойти жрать землю.
Врач вывел курсантку в коридор и куда-то делся. А Сонанта очнулась от себя прошлой и стала собой настоящей. Ей дали передышку, в которой случившееся отдалилось во времени и остроте. Казалось, с того момента, как огненный нож разрезал голову приговорённого, будто арбуз, надвое, а потом, вильнув, отпластал кусок груди с плечом и рукой, прошло не несколько минут, а по меньшей мере полгода.
Увы, передышка оказалась недолгой.
— Сонанта, держи.
Она обернулась на голос и протянула руку. Лейтенант Венис подал ей, рукояткой вперёд, нож с длинным широким лезвием, непорочно белым, как лепесток водяной лилии. Лейтенант Венис Сонанте нравился, но преподавателям связи с курсантами не разрешались. Рассказывали, что даже одного проректора, командора и героя нейтральной зоны, отправили сторожить заключённых где-то в Поясе освоения, на планету, ещё не терраформированную. Что стало с курсантом, который ему приглянулся, не говорили, но вряд ли и тот легко отделался… Сонанта обхватила удобную пористую рукоять и повела пальцем по желобку для стока крови.
— Ни о чём не думай. Сделай это и всё, — посоветовал Венис. Должно быть, Сонанта ему тоже нравилась.
Девушка повернулась к серой двери в серой стене. Она опять перестала быть собой настоящей и будто вернулась на два года назад, в день, на который было назначено её второе испытание.
Она знала: на этот раз всё будет иначе. Ей не сказали, кто таков человек, посаженный для неё за дверью, и что он сделал. Зато доходчиво объяснили, что убивать ей придётся не нажатием кнопки, но собственной рукой, подойдя вплотную к жертве и всадив нож в сердце.
Дверь отодвинулась и задвинулась опять, едва Сонанта переступила порог, пряча оружие за спиной.
Это был мерз.
Высокий худощавый человек, одетый в мышиную форму мерзского флота с нашивками младшего офицера, сидел на стуле в середине пустой комнаты пятнадцать на пятнадцать шагов. Только раз глянув мерзу в лицо, Сонанта поняла: он знает. В серых глазах не было ни толики страха, только непримиримая, холодная ненависть. И, пожалуй, презрение.
Сонанте захотелось обратно за дверь. Она боялась сделать и шаг поближе к мерзу.
Стул, на который пленник был посажен, вырастал из пола, сдвинуть его было никак невозможно. Лодыжки мерза были пристёгнуты к ножке стула, руки завёрнуты за широкую спинку и там надёжно связаны — во всяком случае, Сонанта на это надеялась. А голова мерза оставалась свободной. Вряд ли, конечно, он мог что-то сделать головой. Но Сонанте, даже в таком вполне беспомощном положении, мерз казался опасным, как сама смерть.
Чем дольше испытуемая медлила, тем больше презрения появлялось во взгляде мерза. А ведь может быть, ему не впервой умирать, сообразила Сонанта. Если человека с дырой в сердце вовремя сунуть в медбокс, он не только выживет, но и встанет на ноги через несколько дней. Пленных в нейтральной зоне захватывали регулярно, но их всё же не было так много, чтобы хватило каждому курсанту и каждому солдату-новобранцу во всех учебных лагерях хотя бы на одно испытание. Тем более, что некоторых приходилось возвращать — по всяким соглашениям, или в обмен на своих, а других надо было показывать комиссиям по соблюдению прав военнопленных, пусть, по закону, они военнопленными и не считались. Ведь войны-то между бессами и мерзами, как уже говорилось, не было.