А куда скатилась музыка? В два куплета, в четыре строки и припев, повторяющийся на протяжении оставшихся трёх минут под незамысловатую простенькую мелодию.
А театр? Я ушла из него за два года до своей пенсии, потому что не могла больше терпеть, как режиссёр опошляет даже самую замечательную пьесу, делая, таким образом её якобы смешнее и интереснее. Он говорил: «Главная цель театра не духовное воспитание, а развлечение, чтобы человек мог отдохнуть от трудового дня. Людям надо проще, потому что они устали и без этого от повседневных передряг». Я не могла больше смотреть, как на сцене бессмысленно перемещаются люди, без каких-либо на то причин, и делают грязь. Как пьесы кастрируют, оставляя лишь самое основное, по мнению режиссёра, но остаётся лишь то, что более приближено к пошлости. Когда ни с того ни с сего люди начинаю танцевать, хотя это глупо и ни к месту. Спектакли стали делать теперь в одно действие, в них должно быть как можно больше блуждания по сцене, должно появляться больше персонажей, а всё потому, что человек не может больше удерживать своё внимание — ему надо быстрее покончить с театром, лечь спать и завтра идти на работу. Раньше приходили на чтения книг к писателям и слушали часами то, что он написал. Я бы не могла представить себе современных людей, сидящих в зале и на протяжении часа слушавших только одного человека, который говорит, а не прыгает и не пытается всячески привлечь к себе внимание, имея только дно оружие — слово!
Встаёт на край авансцены, говорит в зал.
Да, я хотела бы на это посмотреть. Но не в зрительном зале, а на другой стороне действа, со сцены рассказывая о своей жизни, о любви, о людях, излагая свои самые сокровенные мысли и переживания, свою философию. Я бы видела зевающих людей, которым скучно, какую бы интересную историю я не поведала. Они бы пытали себя в надежде, что всё скоро уже закончиться, и они смогут уйти. Они бы маялись и каждые десять минут казались бы им вечностью. О, как я бы хотела это сделать, ведь какое наслаждение, пытать словом тех, кто только делает вид, что является ценителем искусства! И после того, как я закончила бы говорить — они бы критиковали меня, отметили бы, что сходили на абсолютно бессмысленную вещь, а всё потому, что из-за кулис не выбежал казачий хор и не спел, и хореографический ансамбль не порадовал своим новым танцем. А вышла какая-то бабка и начала говорить то, что никто не хочет слушать и тем более слышать, и неважно, сколько было смысла заложено в каждое моё слово, ведь я даже не Гришковец и ни другой раскрученный современный писатель, а потому, и не имею право так долго стоять на сцене и тратить человечье время! Вот такой теперь мир.
Уходит вглубь сцены, продолжая говорить.
И мне ли надеяться, что в Диме кто-то станет искать изюминку, кто-то научит его жить, и кто-то его полюбит… Бедный мальчик, как же тебе не повезло родиться сейчас… как мне тебя жалко, и как ты на меня смотрел! (Пауза, вздыхает) Нет. Я сделаю всё, чтобы ты стал тем, кем хотел стать. Я понимаю, что нужна тебе, я это чувствую, я это знаю. (В зал) Слышишь, Бернар? Я сейчас кому-то нужна…
Падает в кресло, что-то вспоминая, безмолвно шевелит губами.
Кстати, Бернар, я обратила внимание, что он очень похож на тебя. Такой же нос, глаза, цвет волос и фигура… только давай по-честному, Дима выглядит куда спортивнее. Ну, ещё бы, такая у него работа — одни физические нагрузки. Ему бы обучиться твоим bon ton, maintien, tenue, и я бы, наверное, поверила в реинкарнацию! (Молчит и снова уходит в себя) На самом деле, я сделала большую глупость, что тогда убежала, после твоего предложения. Миллион раз в поезде я прокручивала в голове этот момент, думала, как бы лучше мне было поступить. Я бы могла согласиться, сказать, что мне нужно подумать, уйти, но потом всё равно сказать, что люблю тебя. Но нет, я поступила иначе. Когда я вышла на платформу и осознала, что я никогда больше не вдохну парижский воздух, я забыла тебя и надеялась, что навсегда. Но ты появлялся во снах. И мы танцевали, мы пели, ты нежно обнимал меня за талию, и на утро я просыпалась вся заплаканная, без единого намёка на то, зачем же я вообще живу и как можно жить, не любя никого на этом свете. Париж закончился — Россия — то место, где нужно страдать и чего-то ждать… такой уж наш темперамент.
Потягиваясь, встаёт с кресла.