– Мардук, кому ты это говоришь? Ты что, и вправду считаешь, что я могу поверить тебе?
– А зря, я ведь никогда тебе не лгу. Это единственный принцип, которому я следую.
– Мардук! Я-то прекрасно знаю, что для тебя не существует никаких принципов. То, что ты сейчас впариваешь мне под видом чистосердечности – очередной гнилой разводняк.
– Мы с тобой вместе. Против всего мира, так ведь? Поэтому я и не вру тебе.
– Да-да. Эту песню я уже слышала. Ты никогда не говоришь неправду. Я просто идиотка, раз могу не верить тебе. А на хуя тебе идиотка?
– Подожди…
– Вот и не звони мне больше. Никогда.
Короткие гудки не дают шанса ответить. Истощенное отходняком сознание повергается в пучину отчаяния. «Ну что за мудак, неужели нельзя было выбрать клуб, где нет ее знакомых!» – думаю я и в который раз отмечаю, что раскаяния в содеянном нет, только досада на собственную непредусмотрительность.
17:40. Рабочий день проходит медленно, муторно и депрессивно. Нервы – оголенные провода. Срываюсь на сотрудниках. Последние стараются не спорить и больше походят на тени, чем на людей. Я снова набираю Бурзум.
– Слушай, нам надо поговорить.
– Я же ясно сказала, не звони мне. – Голос утратил утреннюю злость и стал равнодушным.
– Ты пугаешь меня.
– Мне тоже очень тяжело, но надо когда-нибудь сделать этот шаг. Сейчас просто очень подходящий случай.
– Подходящий? Для чего?
– Для того, чтобы оставить в прошлом эти болезненные отношения. Для того, чтобы ты вычеркнул из своей жизни меня, а я, увы, стерла бы тебя. Несмотря на то, что у тебя такой прекрасный член. Все-таки секс – только часть дела, им не заменишь чувства.
– Но у меня самые что ни на есть чувства. Я же люблю тебя.
– Ну и что? Не звони мне, прошу.
19:25. Очень не хочется ехать домой. Не удержавшись, звоню туда, где всегда есть белое порционное счастье.
– Вызываемый вами абонент выключен или находится вне зоны действия сети, – говорят мне.
Бухать нет желания, но в то же время я чувствую, что самому мне не справиться. Ацтек быстро подходит к трубке.
– У тебя есть «второй номер»? – Мой голос настолько тусклый, что приятель не задает лишних вопросов:
– Заваливай, Мардук.
32
3 января, вторник
04:20. Пустой в это время и театрально пафосный Ambassador. Сонные крупье с ненавистью смотрят на нас, который час торчащих за столом Black Jack. Миша Акропольский все еще пытается играть. Я пью третий long island, в надежде, что это поможет наконец нормально поспать. Модельер Оля периодически зевает и трет красные глаза. Ее новый бойфренд не выдержал марафона и час назад сошел с дистанции. Только Стас Воронин, в неизменном черном Brioni, бордовой рубашке и красном галстуке, держится бодрячком.
– Сидел я тут, ну-ну, с одной в «Мариотте», – говорит он.
– Хорошая девка? – вежливо интересуется Миша, тупо разглядывая свои карты.
– Ну-ну-ну, как хорошая, – Стас закатывает маленькие глазки. – Модель из «Президента».
Звонит сотовый. Кому это взбрело в голову в столь поздний (или ранний) час?
– У моделей сисек нету, – авторитетно заявляет Миша.
На другом конце линии Бурзум. Она просто молчит в трубку, но я все равно узнаю ее по тихому прерывистому дыханию.
– Ну, сисек нету, – соглашается Стае, – зато фигура обалденная и попка…
– Не могу жить без тебя, Мардук, – наконец слышу я.
– Короче, сидим. Тут ко мне один приятель приехал поговорить по бизнесу, мы решили подняться в номер, чтобы, ну-ну, документы там посмотреть без суеты. А у меня все давно продумано! – Стас хитро и в то же время торжественно смотрит на слушателей. – Я на модельку «совершенно случайно» опрокидываю бокал вина. А в «Мариотте», в номерах, вы знаете, очень удобно, даже утюги есть. Ой, ой, как жалко, говорю, прямо на платье от Версаче. Но ты не нервничай, говорю, мы сейчас, ну-ну-ну, все постираем и погладим, раздевайся…
– Так, – Миша, наконец, отрывается от карт и с некоторым интересом смотрит на Стаса.
– Ну-ну-ну, – обрадованно тарахтит рассказчик, – она, значит, разделась, мы ей комплименты давай отвешивать, какая кожа, какая грудь и так далее.
– Так-так, – вновь перебивает его Миша.
– Потом мы стали к ней ласкаться, ну-ну, гладить ее по всем местам…
Замечаю, что Стас сам возбудился от собственного рассказа, раскраснелся и тихонько подрагивает.
– И? – не унимается Акропольский.
– Ну и выебли ее в два смычка.
– Да ты что? – восхищается Оля.
– Конечно, – Станислав утвердительно кивает головой. – Сначала мой друг ей сунул, а я, ну-ну, на клыка дал. Потом поменялись. Я еще никак кончить не мог, выпил слишком много, пришлось ей в жопу засадить, чтобы дело пошло.
– А она? – Оля незаметно подмигивает мне и улыбается.
– Ну, когда в задницу начал трахать, попыталась, ну-ну, чего-то там верещать. Но уже поздно, хули верещать? Заткнулась, и я ее быстренько дотрахал.
– Знаете, – говорю я, – иногда по пьяни так долго не кончается, что приходится у себя в мозгу картинки всякие рисовать и истории придумывать.
– Это какие истории? – удивляется Миша.
– Ну, например, что это не я девку, а меня самого во все щели дрючат пять здоровущих мужиков. Или какие-нибудь еще извращения.
– Ты латентный гомик, – смеется Оля.
– Почему это гомик? – возражаю я. – Никакой не гомик, а самый обычный простецкий бисексуал.
33
3 марта, среда
11:40. За маленьким грязным окошком бесстрашного «Ту-154» ревет и дрожит, бледнеет неожиданными туманами и кустистыми облаками, вспыхивает золотом солнечных лучей воздушная стихия. В салоне тихо. Большинство пассажиров – бизнесмены и домохозяйки. Первые летят, чтобы в будущем жить лучше, чем сейчас, вторые валят в отпуск от опостылевшего быта, двухкомнатных брежневских квартир, регулярно выпивающих мужей и бестолковых отпрысков. Еще час лёта, и мы приземлимся в самом сердце средневековья, сказочной европейской столице, острове пивной свободы – золотой Праге.
– Пражская весна, – говорю я своей спутнице. – Хоть и не апрель! Это очень символично.
Бурзум спит и не откликается, она устала от зимнего авитаминоза.
15:00. Селимся в гостиницу. И не в простую, а в гранд-отель «Европа», расположенный на Вацлавской площади. Здание отеля, образец чешского модерна, строительство которого датируется XVII веком, с полностью сохраненным интерьером того времени, действует на нас по-разному: Бурзум тонет в упоительном восхищении, меня начинает подташнивать.
– Все ясно, – бурчу я. – Придется жить в музее.
Чтобы отметить наше появление на чешской земле заказываю бутылку Moët-Chandon в номер. Похоже, братья славяне имеют слабое представление о других напитках, кроме любезного их сердцу пльзеньского. Стучусь в душевую. Бурзум, абсолютно голая, вся в капельках влаги с лихо заверченным на голове полотенечным тюрбаном, пускает меня в теплый сырой воздух.
– Ты что-то хочешь? – спрашивает она.
– Тебя, моя девочка.
22:15. Мы сидим в знаменитой пивной «У Флеку», едим кнедлики и жареную зайчатину с грибами, пьем черное, чуть сладковатое и очень крепкое пиво из тяжелейших полуторалитровых кружек и ощущаем себя абсолютно счастливыми.
– Ночью пойдем по клубам, – предлагаю я. – Хочется посетить все самые злачные места: садомазо-, свингер- и гей-заведения.
– Что ты еще мог предложить, Мардук! – умиляется Бурзум. – Люди едут в Злату Прагу прикоснуться к истории, ощутить запах средневековья, а ты повсюду ищешь Ибицу.
– Просто каждый отдыхает по-своему, – вздыхаю отчего-то.
– И тебе никогда не надоедает? Ведь, похоже, на это уходит большая часть всей твоей жизни. Неужели не бывает желания остановиться, плюнуть на весь этот сраный clubserfing и окунуться во что-то новое, ранее тобой не испытанное? Уехать в деревню, хотя бы?