Выбрать главу

Попытки на фактической основе охарактеризовать и объективно оценить деятельность Булгарина были сделаны в первой трети XX в.[105], причем наиболее последовательно и целеустремленно – во второй половине 1920-х гг., которые вообще были отмечены интересными и плодотворными поисками в сфере социологического анализа истории русской литературы[106]. В 1925 г. Н. Пиксанов писал о Булгарине: «Это был очень даровитый беллетрист, очень образованный человек, сумевший сказать много меткого против “Истории” Карамзина, в 1830-х гг. это был богатый издатель, крупный землевладелец Лифляндской губернии. И суть дела не в низости и доносах, а в том, что этот энергичный журналист был поддержан в своей литературной деятельности не только Дубельтом, но и большой социальной группой, разделявшей взгляды “Северной пчелы”, раскупавшей нарасхват его романы и т. д. <…> Следовало осознать Булгарина не моралистически, а социологически»[107].

Во второй половине 1920-х гг. собирался писать диссертацию о Булгарине В. Каверин, но его научный руководитель посоветовал не затрагивать столь сомнительный сюжет, и Каверин переключился на Сенковского. Наконец, в 1929 г. завершил работу над книгой «Фаддей Булгарин» молодой тогда литературовед Н. Степанов (Б. Эйхенбаум положительно оценил рукопись, однако она так и не была опубликована).

Как видим, попытки того времени так и остались попытками. Хотя в связи с существенной ломкой современной литературы были поставлены под сомнение многие привычные представления о ее прошлом, однако Булгарин (а точнее, созданный предшествовавшими поколениями его мифический образ) устоял. В печать исследовательские работы о Булгарине не попали, хотя с аналогичными, близкими по типу фигурами литературоведение того времени «разобралось»[108]. В дальнейшем, после ухода «социологизма» со сцены в начале 1930-х гг., к изучению Булгарина даже не приступали.

Эта тема была, по сути дела, закрыта для обсуждения. Даже на робкую попытку В. Мещерякова продемонстрировать неодномерность Булгарина как реального исторического деятеля журнал «Коммунист» в конце 1970-х гг. ответил гневным окриком. Стремясь «раз и навсегда расставить необходимые акценты», нам предлагали, «в полном согласии с исторической правдой, в полном соответствии с нашей классовой и гражданской этикой», считать его только «литературным пасквилянтом и клеветником, вором, платным агентом охранки и предателем»[109].

Тем не менее в 1970 – 1980-х гг. были сделаны шаги к пересмотру привычного образа. Одни из них были весьма противоречивыми и исходили из слабого знания эмпирического материала[110], другие – гораздо более последовательными, опирающимися на глубокое знание фактов, но касались лишь отдельных аспектов булгаринской деятельности[111]. Стали проникать в печать переиздания булгаринских произведений[112]. Однако в массовом литературоведении и массовом читательском сознании образ Булгарина ни на йоту не изменился. В многочисленных книгах о Пушкине, комментариях и предисловиях постоянно фигурирует стандартный шпион и завистливый торгаш, этакий кровожадный Бармалей золотого века русской литературы.

Я думаю, что в ближайшие годы ситуация изменится. Причем дело не только в снятии цензурных запретов. Гораздо важнее, как мне представляется, та «встряска», которую испытывает сейчас отечественная литература, – она дает возможность пересмотреть многие привычные воззрения. Исследователям предстоит ввести в научный оборот богатое эпистолярное наследие Булгарина[113] и архивные документы биографического характера. Безусловно, заслуживают издания однотомники его прозы и критических статей, а также том его воспоминаний о литературной жизни Петербурга начала XIX в., Карамзине, Крылове, Грибоедове, Грече и многих других литераторах. И наконец, в аналитических, социологически ориентированных работах предстоит верно понять и оценить его деятельность в контексте эпохи[114]. Только после этого перестанет существовать булгаринский миф, а сам он займет свое место (пусть и не очень почетное) среди реальных литературных деятелей своего времени[115].

вернуться

105

См.: Энгельгардт Н. Гоголь и Булгарин // Исторический вестник. 1904. № 7; Столпянский П. Пушкин и «Северная пчела» // Пушкин и его современники. Пг., 1914. Вып. 19/20; 1916. Вып. 23/24.

вернуться

106

См.: Эйхенбаум Б. Литература и литературный быт // На литературном посту. 1927. № 9; Он же. Литература и писатель // Звезда. 1927. № 5; Шкловский В. Матвей Комаров, житель города Москвы. Л., 1929; Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. М., 1929; Гессен С. Указ. соч.; и др.

вернуться

107

Красная новь. 1925. Кн. 5. С. 280.

вернуться

108

См.: Каверин В. Барон Брамбеус. Л., 1929; подготовленную Вл. Орловым книгу «Николай Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов» (Л., 1934) и др.

вернуться

109

Гаков В., Михайловская Н. Осторожно с историей // Коммунист. 1979. № 8. С. 128, 126.

вернуться

110

См.: Гранин Д. Священный дар // Новый мир. 1971. № 11. С. 181–210; Мещеряков В.П. А.С. Грибоедов: Литературное окружение и восприятие. Л., 1983. С. 152–185.

вернуться

111

Я имею в виду ряд работ В. Вацуро – раздел о Булгарине в коллективной монографии «Русская повесть ХIХ века» (Л., 1973), статью о нем в Лермонтовской энциклопедии (М., 1981), книгу «Северные цветы» (М., 1978) и др.

вернуться

112

Проза в кн.: «Полярная звезда», изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. М.; Л., 1960; Северная лира на 1827 год. М., 1984; Русская литературная сказка. М., 1989; театральные рецензии в кн.: «Горе от ума» на русской и советской сцене. М., 1987.

вернуться

113

За четверть века после написания этой статьи нами были опубликованы письма и записки Булгарина Р. Зотову (Лица: Биографич. альманах. М.; СПб., 1995. Вып. 6. С. 387–430), Н.И. Шенигу (НЛО. 2014. № 129. С. 192–210) и в III отделение (см. примеч. 39), В.Э. Вацуро – несколько его писем Н. Полевому (в коллективном сборнике: Пушкин и другие. Новгород, 1997. С. 175–179), А.И. Федутой – письма А.Г. Киркору (…Пачуць, як лёсу валяцца муры: памяці Генадзя Кісялёва. Мiнск, 2009. С. 301–322) и Т. Нарбуту (Булгарин Ф. Выбранае. Мiнск, 2003. С. 435–436), О.В. Николаевой – письмо И.И. Глазунову (Российский архив. М., 1991. Вып. 1. С. 42–43), А. Рогачевским – письмо П.А. Вяземскому (Солнечное сплетение. 2002. № 3/4. С. 143), польскими коллегами – письмо Ф. Малевскому (Archiwum filomatów. Listy z zeslania. Warszawa, 1999. Т. 3. S. 588). Значительный массив писем Булгарина литераторам, государственным деятелям и др. до сих пор остается неопубликованным (Примеч. 2016 г.).

вернуться

114

Хорошую основу для этого дает ряд содержательных работ конца 1920 – 1930-х гг.: Сакулин П.Н. Русская литература. М., 1929. Ч. 2. С. 482–494; Покровский В.А. Проблема возникновения русского «нравственно-сатирического» романа (О генезисе «Ивана Выжигина»). Л., 1933; Погодин А.Л. «Иван Выжигин», роман Фаддея Булгарина // Записки Русского научного института в Белграде. 1933. Вып. 9. С. 141–181; Переверзев В.Ф. Пушкин в борьбе с русским «плутовским романом» // Переверзев В.Ф. У истоков русского реального романа. М., 1937. С. 44–77.

вернуться

115

О том, что происходило в «булгариноведении» с тех пор, как была написана эта статья, см. во включенном в данный сборник библиографическом списке. (Примеч. 2016 г.)