Лишь с годами, отстаивая жизнь и судьбу то одного, то другого писателя, он с ужасом и болью вдруг открывал для себя, как много «разных мерзавцев», людей темных, жестоких побуждений ходят и живут рядом, а не за горами, не за долами. Это открывшееся знание содрогало сердце, вызывало в нем чувство душевной депрессии, ощущение деформации и даже гибели, нависшей над той прекрасной идеей, которая только и могла воодушевить его и его героев.
В последние годы жизни он уже не сомневался в том, что вожди оказались не те и правили часто вопреки голосу чести и совести. В 1954 году из магаданского лагеря в Москву вернулся Александр Мильчаков, генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ в 20-е годы. Фадеев хорошо знал его. Они дружили.
Как-то днем в квартире Мильчаковых раздался телефонный звонок:
— Здравствуй, Саша! Говорит Фадеев.
— Какой Фадеев?
— Нехорошо, друг, не узнавать. Как-никак я отгрохал «Молодую гвардию»…
— А, здравствуй, дорогой. Рад слышать твой голос. Откуда?
— Из бюрократической канцелярии Союза писателей. Приехал на заседание секретариата. На днях заеду за тобой. Мы уедем ко мне за город и хорошо поговорим. Ох, есть о чем поговорить, милый ты человек!
— Я очень, очень рад, Саша, быть твоим гостем…
Фадеев волновался, говорил с полной открытостью:
— Я звоню тебе, чтобы сказать: это — счастье, что ты жив. Недавно за городом я встречался с Молотовым и Ворошиловым. Заговорили о тебе. Отзывались с похвалой. Ворошилов рассказал, что ты вернулся, что он подписал Указ о возвращении тебе ордена. Молотов вспоминал, как при поездке на Урал в 1938 году играл с тобой в вагоне в домино и ты не раз выигрывал… Вспоминать-то вспоминали и отзывались с похвалой, а встретиться до сих пор не удосужились. Ты бы им рассказал «почем фунт лиха». Стыдно им должно быть, если стыд они вовсе не утратили…
— Саша, дорогой! Встретимся, поговорим…
— Обязательно встретимся. Мне надо видеть тебя, слышать тебя и самому выговориться. А они, вожди, с позволения сказать, так и не пожелали встретиться, а ведь отлично знают, что ты вернулся, лечился и стал теперь работать где-то с ремесленниками и фабзавуче-никами.
Как запомнил Александр Мильчаков, «Фадеев прибавил к этим словам резкую характеристику Молотова и Ворошилова, что им, видно, не по душе возвращение людей «с того света», людей, к расправе над которыми они приложили руку».
Если Фадеев поверил в человека, то заставить его думать о нем по-другому было просто невозможно. И не только в благие времена, когда повеяло оттепелью, но и во все годы его жизни.
Осенью 1945 года поэт Николай Алексеевич Заболоцкий вернулся из ссылки в Москву. Его жена и дети были еще в Караганде — они приехали в шахтерский город, когда поэта выпустили из лагеря и разрешили жить в Казахстане. В то время человек, объявленный «врагом народа», а потом все-таки вернувшийся домой из лагерей, был опасной редкостью.
Заболоцкий дружил с сыном Корнея Ивановича Чуковского — Николаем Корнеевичем Чуковским, писателем.
Однажды, во второй половине дня, поздней осенью они сидели на даче в Переделкине. Николай Чуковский хорошо знал Фадеева, крепко дружившего с его отцом. Фадеев остался в его памяти человеком редкой красоты и обаяния. Смущали его лишь, как он скажет после, «жесткие нотки», иногда проскальзывавшие в речах и смехе Фадеева.
Когда Фадеев вошел, Чуковский сразу решил, что он явился ради Заболоцкого. Так оно и было: Александр Александрович объяснил, что заходил к Заболоцкому и, узнав, что Николай Алексеевич у Чуковских, зашел к ним. Все уселись вокруг стола, жена Николая Чуковского собрала на стол. Заболоцкий принял степенный и важный вид, который у него всегда был при людях, если он их мало знал.
Фадеев же был весел, шутлив, говорлив, но говорил о чем-то незначительном, случайном, как бы нащупывая почву. Потом, мгновенно перейдя в серьезное настроение, попросил Заболоцкого почитать стихи.
Николай Алексеевич, все такой же важный и степенный, охотно согласился. Читал обдуманно, с выбором.
Н. К. Чуковский вспоминал:
«Фадеев слушал внимательно, поворачивая великолепную седую голову, великолепно сидевшую на великолепной шее. Стихи ему нравились. После стихов он стал расспрашивать Заболоцкого о его жизни. Николай Алексеевич отвечал скупо, ни на что не жалуясь и ничего не прося».
Узнав, что Н. А. Заболоцкий закончил перевод «Слова о полку Игореве» и этот перевод положительно оценен ленинградским ученым Дмитрием Сергеевичем Лихачевым, Фадеев тут же, без всяких пауз, предложил Николаю Алексеевичу начать подготовку сборника стихов и переводов. Поэт явно озадачен, возможно ли это? Фадеев согласился быть рецензентом книги. Говорил решительно, не оставляя сомнений, что предложение реально, осуществимо.
А немного погодя, встретив Николая Корнеевича, Фадеев сказал ему:
— Какой твердый и ясный человек Заболоцкий. Он не разуверился, не озлобился. На него можно положиться.
В скором времени Н. А. Заболоцкий подготовил рукопись для издательства «Советский писатель», и Фадеев написал отзыв.
Несомненно, отзыв Фадеева о книге Заболоцкого сыграл свою роль, и, видимо, немалую, книга поэта вышла. В библиотеке Фадеева среди книг с автографами есть эта тоненькая книга в бумажной обложке, похожая на школьную тетрадь — Н. Заболоцкий. «Стихотворения» (М., «Советский писатель», 1948). На титульном листе надпись:
«Дорогой Александр Александрович! Пусть эта маленькая книжка изредка напоминает Вам об авторе, который глубоко уважает и любит Вас, как писателя и человека. Н. Заболоцкий. 12 сент. 1948. Москва».
Поэзия Заболоцкого в то время была окружена предвзятостью, жесткой хулой. Поступок Фадеева был смелым, рискованным еще и потому, что на Заболоцкого легла тень «политических» подозрений, поставивших его почти в безвыходную, тупиковую жизненную ситуацию. Поэт вернулся из ссылки, но судимость с него не снята, а в чем суть обвинений, правомерны ли они, никто не знал.
…Сборник «Стихотворения» Н. Заболоцкого был раскритикован в печати как что-то чуждое, далекое…
Конечно же, это был удар и по Фадееву. Нравы литературной жизни той поры были запрограммированы на удары исподтишка. Но характер Фадеева отличала одна особенность: в испытаниях он никогда не терялся. Приняв решение, отстаивал его до конца, чего бы это ему ни стоило. Так и в этот раз. Он обратился в различные инстанции с просьбой объективно разобраться в деле Н. А. Заболоцкого, характеризуя его как настоящего поэта и патриота своей страны.
И вот 26 ноября 1951 года Николай Алексеевич с нескрываемой радостью сообщил Фадееву, что с него снята судимость и справка об этом выдана: «Еще раз сердечно Вас благодарю за возбуждение ходатайства по этому делу. В моей жизни — это большое и важное событие. Уважающий Вас Н. Заболоцкий».
«Дорогой Климент Ефремович! — так начинается письмо писателя на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилова. — Прошу Вас дать указание о том, чтобы рассмотрели по существу характер преступления писателя Леонида Соловьева, арестованного 5 сентября 1946 года, и нет ли возможности помилования Л. Соловьева ввиду того, что он человек по-настоящему талантливый Л. Соловьев написал следующие книги и рассказы- «Кочевье» (повесть), «Поход победителя» (повесть и рассказы), «Высокое давление» (роман), «Солнечный мастер» (рассказы), «Возмутитель спокойствия — Ходжа Насреддин в Бухаре», «Иван Никулин — русский матрос», «Черноморец» (повесть), «Рассказы боцмана. Васюкова». Книги эти были хорошо встречены критикой и читателями, неоднократно переиздавались. Литературная общественность оценивала Л. Соловьева, как одного из безусловно талантливых молодых писателей.
По сюжету одной из его книг, «Возмутитель спокойствия», Л. Соловьевым были написаны пьеса и сценарий и поставлен фильм, с успехом шедшие в театрах и на экранах страны.
Если преступление Л. Соловьева не так уж велико, если он в настоящее время ведет себя прилично, он, с моей точки зрения, мог бы быть помилован и мог бы еще принести пользу советскому обществу своим творчеством. О Вашем решении не откажите поставить меня в известность.