— Пжалуста, — перебил Рыцарь, перейдя на абсолютный шепот. — Наша философия гласит: большее зло уничтожается меньшим. Пжалуста… Добродетель — в искусстве, а в жизни — зло на зло.
— Скажи на милость! — вскрикнул Ефрем. — У них философия есть. — Видя умоляющий жест Рыцаря, перешел на шепот: — А народ-то что думает?
— Какой народ? Нет народ! Есть люди. Пжалуста. Человек… Человек живет принцип: плох там, где ты сам плох.
— Ого! — опять воскликнул Ефрем. Хотел и на это отреагировать, но сам оборвал разговор: — Ладно… Вот что мне скажи, Сом Рыцарь…
— Сом Же Рыцарь, — поправил Утяев.
— Да, Же… Же… Же… Вот что скажи. Как же вся эта петрушка произошла с Асей? А?
— О, пжалуста… Ваш мальчик и ваша Людмила сначала попали в руки один Тобби. Потом ваших друзей выкрал — другой Тобби… Когда я это узнал, я попросил помочь мне — еще один Тобби. Пжалуста…
— Сам-то ты какой Тобби? Рыцарь вскочил.
— Пжалуста, я честный!.. Честный! Утяев дернул Ефрема за рукав.
— Извини, — сказал Ефрем. — Извини, я в шутку. Дурной у меня характер… Садись.
— Пжалуста.
— Садись… Садись… — Рыцарь сел. — Вот что, Сом Рыцарь… Же… Же.?: Дело к тебе важное.
— Пжалуста, я уже знаю. Мой друг, — Рыцарь показал на Утяева, — мне рассказал.
— Это насчет… — Рыцарь предупредительно остановил Ефрема, и Ефрем чуть слышно прошептал: — Насчет побега?
Рыцарь кивнул головой.
— Ну и как ты? — спросил Ефрем.
— О, это большой трудный вопрос. Пжалуста.
— Я понимаю. — Ефрем затряс пустым мешочком, который он после балкона не выпускал из рук. — Видишь это? Пять таких полных получишь! Пять, понял?
— Понял.
— Ну и как ты? Рыцарь помолчал.
— Мало? — спросил Ефрем. — Шесть.
Рыцарь вздохнул:
— У меня есть предложений, — оказал он. — Надо много думай, говори. Пжалуста… Здесь опасно.
— Ну а где говорить?
— Пжалуста… Ресторан.
Ефрем взглянул на Утяева. Тот молчал.
— Ресторан, отдельный столик, музыка, еда. Неопасно, — добавил Рыцарь.
Ефрем подумал и возразил:
— Понимаешь, мы не любим пьянства. Да и не спал наш директор.
— Я бы пригласил Утяева, — сказал Рыцарь.
— Ладно, пошли, — согласился Утяев. Но Ефрем не уступил.
— Нет, брат. Одних детей с измученной женщиной тут не оставлю! Хватит мне историй. — И, видя, что Рыцарь вздыхает, добавил: — Пошли потолкуем. И чего бы нам не поговорить на трезвую голову!
Рыцарь вздохнул и встал.
— Пжалуста.
13
В лифте Рыцарь нашептывал Ефрему:
— Я хочу объяснить… пжалуста… что значит ресторан… в жизни фаэтовцев.
— Выпил да закусил — вот и все, — отмахнулся Ефрем.
— Пжалуста — не согласен… Другая философия.
— Ерунда!
— Другая, другая. Понимаете, у нас много машин… Умных машин. А какой человек нужен умной машин?
— Умный человек.
— Пжалуста — не согласен… Нужен точный человек. Точный! Машина работает — человек дежурит. Машина спит — человек спит… Придаток машина человек.
— Ишь ты, пакость какая.
— Да, пжалуста — придаток. Никакой своеволий. Целый рабочий день… Вот и тянет его вечером… ресторан.
— Гульнуть?
— Не понимай вы меня. Человек хочет быть, каким он есть… Понимай? Хочет — не машина думала за него. — Рыцарь перешел на полный шепот: — И не мэр, а он сам. Человек сам родился думать. Вот какая философия. Пжалуста.
Ефрем похлопал Рыцаря по плечу:
— В ресторане, милый, деньги надо платить. А думать лучше на трезвую голову.
— Пжалуста — вы правы. Но бедный некогда думать. Богатый может думать.
— Ну ты и даешь, Рыцарь! Рассуждаешь как капиталист. Ты капиталист?
— Я служащий.
— Тебе некогда, значит, думать?
Рыцарь, хитро сощурившись, глянул на Ефрема.
— Сейчас за ваш счет и подумай. Пжалуста.
Ефрем спохватился:
— А денег-то я не взял с собой! Рыцарь успокоил:
— Ничего, пжалуста. Пришлют завтра счет.
Ресторан по размерам был огромен. В молодости, когда Ефрем ехал на фронт, он видел железнодорожные вокзалы. Видел большие рестораны в Германии… Но не такие. Здесь потолок ресторана завораживал. Он походил на крыло огромной радуги, волшебный свет которой пропитал весь зал-аквариум, как хотелось Ефрему назвать это заведение.
Сом Рыцарь, уверенно лавируя между столиками, поплыл в дальний конец зала. Ефрем — за ним. Замешкался, отстал. Залюбовался посетителями. Народ большей частью тучный. Без бакенбард не попадались. Одеты как герои заграничных фильмов, по-американски, будто все побывали в неведомой им Америке. «Да, — думал Ефрем, — богачи. Толстосумы. А о чем думают?