— Я готов, — сказал Ефрем. — Только ты дорогу укажи.
— Дорога укажет. Сдай пистолета. — Ефрем переглянулся с Утяевым.
— Сдавая, сдавая! — настаивал Крот. — Лишний пистолета война может начаться. Холодный оружие моя перепишет и оставляй.
— Нет у нас холодного оружия… э-э-э… — сказал Утяев.
— Как нет? А ножи кухонные? Волшебник обмануть? Постыдиться надо… Вытряхивай свои рюкзака! Опись начнем!
— Что за наваждение! — впервые за весь этот день, не выдержав, горько вздохнула Людмила Петровна.
Ефрем наконец согласился.
— Ладно, ножи покажем тебе, дед. Только вот что. У меня к тебе одно секретное дело. — И оба отошли в сторонку. — Послушай, дед. Не могу я остаться без оружия. Мало ли что случится в Аграгосе… Оставь мне пистолет! Отдам я его директору… Ну, Утяеву, стало быть, который чаем тебя угощал. И пойду чистенький в Джин-Джон за лошадьми. А? — Крот хотел было вернуться к костру, но Ефрем удержал его:
— Погоди, дедуля! Погоди! Главное скажу. Есть у меня мешок фаэтовских пуговиц, то есть, прости, денег. Мешок! Настоящих! Тебе отдам! Жратву, поди, покупаешь… Слушай, мешок твой!
Крот покосился на Ефрема:
— Показывай надо.
— Сейчас, дедуля, мигом! — И Ефрем через минуту вернулся со своим последним мешочком с деньгами. — Вот. Твой будет, дедуля. Соглашайся.
Крот взял деньги, поглядел, цела ли пломба. И тяжело вздохнул.
— Эх-ха… Все продавайся — покупайся… Будь моя. — И он ударил посохом о землю. Образовалась воронка. Старичок отстранил Ефрема, дунул три раза в воронку и бросил туда мешок. Тут же воронку затянуло землей. — Тихо, — сказал Крот, закончив таинство, — про деньги я ничего не знай. И ты тоже. Уговор?
— По рукам, — сказал Ефрем.
— Отдай пистолет своему дружка. До Джин-Джона далеко, я тебя провожай.
— А как?
— Не спрашивай. Это моя секрета. Отнеси друга пистолета и возвращайся.
Ефрем исполнил волю Крота.
— Ну, закроя глаза!
Ефрем струхнул. Чувствуя, что в горле пересохло, ноги ослабли, хоть отказывайся от похода.
— Закроя!
Зажмурился Ефрем и слышит — Крот стукнул по твердой земле посохом, и гул необычный. «Два, три, — считает Ефрем, — четыре, пять…»
После пятого удара он и ахнуть не успел, провалился под землю.
* * *— Золотогривых джин-джонских волшебных иноходцев не сравнить, с фаэтовскими, хотя и шла молва, что синтетическая лошадь, которая без седока пойдет куда хочешь, — мечта конь, чудо научно-технической эпохи. Этой молве Ефрем не верил, а когда увидел четырех золотохвостых красавцев гнедой масти, и вовсе сплюнул, вспомнив фаэтовскую беломордую кобылу. Джин-джонские — вот это кони! На таких и деды Ефрема не пахали, бар-господ не возили. Конечно, видал он тонконогих орловских рысаков! И подивился еще Ефрем — смирные были красавцы! Крот один с четырьмя управлялся, подвел к коновязи, привязал и пошел оформлять пропуска.
Ефрем дожидался Крота на контрольном пункте, дальше его не пустили, да и тут чуть не догола раздели, оружие искали.
Ефрем увидел джин-джонский черный забор только из окошка. Вышек с прожекторами насчитал пять. Прохожих разглядывал. Показалось, что люди тут как сонные мухи. Хотелось ему на Джина с Джоном взглянуть, но из сторожки не выпускали. Портреты, правда, над контрольным окошком висели: молодые, холеные, ничего не скажешь.
Когда Крот позвал к лошадям, Ефрем еще раз взглянул на портреты: Джин и Джон показались ему пижонами.
Крот тихонько рассмеялся, а дорогой сказал:
— Не ругай два брата…
— Эх, дедуля. Чего же братья не могут поделить? Богатые ведь они люди-то.
Но Крот был стариком умным.
— Силой меряются. Дурака хитрит, а думает, мудрствует…
Тут подошли они к лошадям, и пора было в путь.
* * *Любил Ефрем верховую езду, недаром кривые ноги себе нажил! Да и какой русский человек, даже теперь.
когда перевелись лошади, не мечтает прокатиться на хорошем коне! Крот ехал впереди, врос в коня, а ведь гном гномом. И подумал тут Ефрем про Людмилу Петровну — побоится ведь сесть, как с ней быть? Да и директор — не храброго десятка мужик. Вот незадача.
Крот разгадал мысли Ефрема. Придержал гнедого, поравнялся, и говорит:
— Не горюй. Научу я твоих конь ездить… — Ну, коли научишь, спасибо.
И поскакали они дальше, через холмы-овраги и озера. Увидел Ефрем звездочку, первую, вечернюю, и обрадовался. Сколько мотает его по этой дьявольской степи, не видел звезд. Горит сейчас звезда, должно быть, и над забарцами. Эх, махнуть бы сразу на родную Брянщину!
Пришпорил Ефрем коня, поравнялся с Кротом и говорит: