4. Kg7 + С : g7 5. ФГ7 + Кр : f7 (Диаграмма 4.).
Итак, король белых остался один на доске против черного воинства: короля, ферзя, ладьи, слона и д£ух коней! По рассказу слепого грека, царю светлых предстоит целых семь ходов и один ход быть в поле одному, вооруженному лишь «стрелами» (пешками!), и не только выстоять, но и победить противника!
6. еб -Ь Kpf8 7. d7 — вот он, смертельный зажим!
Оказывается, и один в поле воин!
Тартар делает попытку вырваться хотя бы конем.Но у Геракла мертвая хватка…
7… Ь4 8. а4.
Тартар лукав и пытается оплести противника коварной сетью. 8… Ь3!
Никак нельзя сейчас 9. (18Ф? Ф : d8 10. Кр : d8 be, и Геракл повержен! Но сила великого героя не только в гневном напоре, но и в ледяном спокойствии:
9. cb КЬ5 +
Тартар отдает своего коня, идя на все!
10. ab cb 11. d8Ф + + Ф : d8 + 12. Кр : d8 b4! (Диаграмма 5.).
Вот каково дно черного замысла! Сыграй здесь Геракл торжествующе 9. сб? и черным пат — ничья, закрывающая герою путь на светлый Олимп!
Однако Геракл настороже и не оставляет врагу никаких шансов. Своим тринадцатым ходом он завершает свой тринадцатый подвиг.
13. Крс7!
Черный король распатован, и белая пешка неизбежно пройдет на край доски, матуя черного короля.
Вот здесь богиня победы Ника, очевидно, и опустилась на игровое поле, коснувшись крылом Геракла.
Корченный Тартар скандалил, пытаясь доказать, что план Геракла был ложным и опровержению помешал бог Гипнос, усыпивший бдительность Корченного Тартара.
Тогда богиня Каисса показала, что, если бы Корченный Тартар на восьмом ходу играл иначе, это не помогло бы ему:
8… Ф : h5 (Диаграмма 6.) 9. d8Ф + Фе8 10. h5!
Но, конечно, не 10. Ф : е8, как показывал Корченный,после чего ему хотелось 10… Кр : е8 11. h5 Cf8! 12. Kpb7 Kpd8 13. Кр : а7 Крс7 — и ничья! При внимательной же игре будет совсем не так!
10… КЬ5 + 11, ab ЬЗ 12. cb cb 13. Ф:е8+ и снова выигрыш на тринадцатом ходу!
Поскольку мне после двадцатилетних усилий удалось воспроизвести на шахматной доске «шахматную Трою», описанную «ожившим Гомером XX века» — битву богов на склоне Олимпа, во мне утвердилось убеждение, что шахматная игра, завезенная с Востока, была известна и древним грекам, найдя даже свое отражение в одном из мифов. И возможно, что старинные ограничения действий фигур были последующими искажениями ее первоначальных «божественных» правил, восстановленных ныне полностью.
Пусть это лишь гипотеза, но, может быть, она придется кому-нибудь по сердцу!
ШАХМАТНАЯ ТАЙНА КОЛОДЦА*
«Любовь — это и есть одно из самых удивительных
Чудес Света»
Автор
[*Рассказ написан в содружестве с Мар.Сияниным.]
Глава первая
РАСКОПКИ
Археолог Детрие стоял на берегу Нила и кого-то ждал, любуясь панорамой раскопок. Кожа его от загара так потемнела, что не будь на нем светлого клетчатого костюма и пробкового шлема, его было бы трудно признать европейцем. Впрочем, черные каленые усы делали его похожим на Ги де Мопассана. Непринужденность гасконца и знание местных языков, арабского и в особенности языка, на котором говорили феллахи, сходного с языком древних надписей, столь дорогих археологам, позволяли ему здесь быстро сходиться с людьми. Например, с самим пашой, от которого зависела выдача разрешений на раскопки в Гелиополе.
Важный чиновник в неизменной своей феске, от которого зависело разрешение на раскопки в Гелиополе, был с археологом Детрие приторно вежлив. Он гордился тем, что вызубрил наизусть весь Коран, не понимая в нем ни единого арабского слова, что не мешало ему держать в повиновении арабов. Паша неимоверно тянул, угощая француза черным кофе, сносно болтая по-французски и распрашивая у него о парижских нравах на плац Пигаль. В душе он, конечно, презирал этих неверных гяуров за их постыдный интерес к развалившимся капищам *старой ложной веры. Но он обещал европейцу, обещал, обещал… Однако разрешение на раскопки было получено лишь после того, как немалая часть банковской ссуды, выхлопотанной парижским другом археолога графом де Лейе, перешла от Детрие к толстому паше. Таковы уж были нравы сановников Оттоманской империи, во владениях которой скрещивались интересы надменных англичан и алчных немецких коммерсантов, требовавших у пирамид пива и привилегий, обещанных в Константинополе султаном.
[*Капище— языческий храм.]
Впрочем, Детрие мало волновало это соперничество. Как историка его интересовала больше былая борьба фараонов и жрецов бога Ра, древнейший храм которого ему удалось раскопать.
1912-й год был отмечен этим выдающимся достижением археологии. Храм был огромен. Казалось, кто-то намеренно насыпал здесь холм, чтобы сохранить четырехугольные колонны и сложенные из камней стены с бесценными надписями на них. Но сохранил их не разум, а забвение и ветры пустыни.
Археолога Детрие заинтересовали некоторые надписи, оказавшиеся математическими загадками. Жрецы Ра — и математика?! Это открывало многое.
Об одной из таких надписей, выбитой иероглифами на гранитной плите в большом зале, и сообщил Детрие в Париж своему другу математику, который пообещал приехать на место раскопок.
Его-то и ждал сейчас Детрие. Но меньше всего думал он увидеть всадника в белом бурнусе, подскакавшего на арабском скакуне в сопровождении туземного проводника в таком же одеянии.
Впрочем, не его ли друга можно было встретить в Булонском лесу во время верховых прогулок знати всегда экстравагантно одетым? На голове у него был то цилиндр, то турецкая феска, то индийский тюрбан. Ведь давно уже он прослыл тем самым чудаковатым графом, который сменил блеск парижских салонов на мир математических формул. Кстати, в этом он был не так уж одинок, достаточно вспомнить юного герцога де Бройля, впоследствии ставшего виднейшим физиком (волны де Бройля!).
Детрие и граф де Лейе подружились в Сорбонне. Они вместе гуляли по бульвару Сен-Мишель и встречались на студенческих пирушках, пили вино, пели песни и веселились с девушками.
Но главное, что связывало их, была «масонская ложа шахматистов», как в шутку говорили они. Оба были страстными шахматистами. Играли они примерно в равную силу, но граф де Лейе увлекался шахматными этюдами, не без успеха составляя их сам, получал призы на международных конкурсах. Эта общая привязанность к мудрой игре сделала само собой разумеющейся взаимную выручку. Вот почему граф де Лейе не только помог археологу добыть необходимые средства для раскопок, но и сам примчался к «месту действия».
Граф осадил коня и ловко соскочил на землю, восхитив тем проводника, подхватившего поводья.
Друзья обнялись и направились к раскопкам.
— Тебе придется все объяснять мне, как в лицее,— говорил граф, шагая рядом с Детрие в своем развевающемся на ветру бурнусе. Его тонкое бледное лицо, так не вязавшееся с восточным одеянием, было возбуждено.
— Раскопки ведутся на месте одного из древнейших городов Египта,— методично начал археолог.— Гелиополь — «город Солнца». В древности его называли «Ону» или «Ей-н-Ра». Здесь был религиозный центр бога Ра, победителя богов, который «пожирал их внутренности вместе с их чарами». Так возвещают древние надписи:
«Он варит кушанье в котлах своих вечерних… Их великие идут на его утренний стол, их средние идут на его вечерний стол, их малые идут на его ночной стол…»
— Прожорливый был бог! — рассмеялся граф.
— В этих религиозных сказаниях говорится не только о том, что Солнце, всходя над горизонтом, «пожирает» звезды, но пожалуй, и о реальных событиях древности.
— О битве богов с титанами?
— Нет. Воевали между собой не столько сами боги, сколько жрецы, им поклонявшиеся. Так с жрецами бога Ра всегда соперничали жрецы бога Тота Носатого (его изображали в виде человека с головой птицы ибиса), сыном которого считался фараон Тутмос I. Любопытно, мой граф, что наследование престола у египтян, как пережиток матриархата, шло по женской линии.
— Постой, великий древнечет! Я в невежественной своей темноте слышал лишь о двух египетских царицах — Нефертити и Клеопатре. Обе украсили бы собой бульвар Сен-Мишель.