Поток пены, низвергаясь с каменного уступа, играл трепетной радугой. Гладкое озеро, питавшее поток, лежало тихое, пересеченное искрящейся дорожкой.
По берегам росли причудливые деревья с золотыми яблоками. И вода манила Маду из глубины теми же яркими, чуть подернутыми дымкой плодами, до которых так легко дотянуться рукой.
Она подумала, какими нелепыми выглядят в таком месте два громоздких, неуклюжих существа: передвигаются на задних лапах, держат туловище стоймя, но переваливаются при каждом шаге из стороны в сторону. Их крепкий корпус, с обручем на высоте бедер, украшен спиральным орнаментом, верхние и нижние конечности скрыты надувшимися пузырями, а голова спрятана внутри жесткого шара с щелевидными очками.
По озеру плыли две огромные птицы с гордо изогнутыми шеями, они повернули головы с красными клювами и доверчиво направились к берегу.
Из леса появилось несколько легких четвероногих животных. На головах у них росли те же диковинные деревья с корнямиветками, только без плодов и листьев. Животные стали пить воду.
На светлые пятна в тени древесных шатров мягко спрыгнул могучий зверь с зеленоватыми светящимися глазами. Шкура его сливалась со световой мозаикой. Гибкий, сильный, он неслышно направился к воде, не обратив внимания ни на рогатых обитателей леса, ни на странных пришельцев.
– Я даже не испугалась, – сказала Мада через шлемофон.
– Девственный, непуганый мир, – отозвался Аве.
– А сколько здесь света!
– Авторитеты Фаэны считали, что он может убить.
– Только тьму, невежество, злобу. Мы нашли мир, где нет и не может быть зла и ненависти.
Мада подошла совсем близко к водопою. Олененок с любопытством оглянулся, выскочив из воды, и ткнулся мокрой мордочкой в перчатку Мады.
– Могла ли я о таком думать на Фаэне?! – воскликнула она.
– Увы, не осталось им там места!
– Они дети света. Открой щели очков, посмотри. Не бойся, глаз – самый приспосабливающийся орган. На Фаэне не поверят нашим рассказам.
– Миллионы фаэтов ждут их.
– Так не делаем ли мы здесь полдела? Зачем эта оболочка, отделяющая нас от нового мира? Я совсем открыла очки!
– Мада, родная! – предостерег Аве. – Это опасно.
– Мы нашли мир удивительной красоты, но не доказали, что можем жить в нем.
– Надо помнить запрет Ума Сата.
– Чего бояться? Незримых опасных существ? Но свет – лучшее лекарство против них. Я сама – Сестра Здоровья. Наши предки не задумывались, прививая себе болезнетворные микробы во имя избавления всех фаэтов от смертоносных болезней. Именно врач на Земе должен первым освободиться от скафандра. Это его долг! К тому же я хочу искупаться в озере. Разве мой Аве, покорявший океанские волны на дощечке, отступит сейчас? Проглоти таблетки, которые я тебе дала. Они защитят тебя от неведомого мира Планеты Света. И ее свет поможет нам. Сними скафандр! И помоги мне.
– Зачем ты искушаешь меня, Мада?
– Чтобы сделать первыми то, что все равно надо сделать. Ведь не можем же мы вернуться на Фаэну, так и не попробовав жить здесь понастоящему свободно. А не в скорлупе.
Говоря это, Мада сорвала золотое яблоко и протянула Аве:
– Очисти мне его, пожалуйста. У него кожура яркая, как Сол, и прочная, как наш скафандр.
Когда корабль «Поиск» стал приближаться к орбите Земы, участникам экспедиции все труднее становилось от яркого света Сола. Особенно жгучим он стал, когда корабль вышел на орбиту вокруг Земы.
Мада установила, что атмосфера планеты поразительно схожа с фаэнской. Лишь углекислоты оказалось мало, и парникового эффекта здесь не было. Планета свободно излучала в пространство избыток солнечного тепла. Потому условия существования на ней оказались сходными с теми, какие были на Фаэне, как это предположил когдато Аве Мар.
Тони Фаэ, звездовед, с увлечением поэта наблюдал планету. Большая ее часть была залита водой, как бы заштрихованной рядами волн. Поверхность морей и суша поражали разнообразием цветовых оттенков. Но больше всего над Земой было облаков. Одиночные, они бросали на поверхность планеты отчетливые тени, а в туманных океанах там и тут можно было различить спиралеобразные вихри бушевавших внизу ураганов.
Но нигде: ни на суше, ни на морском берегу – не было видно пятен городов с расходящимися от них щупальцами дорог. Это бросалось в глаза при взгляде на Фаэну из космоса.
– Должно быть, мерртвая планета, – предположил бортинженер Гор Зем.
– Живая! – воскликнул Тони Фаэ, – Зеленый цвет материков – это растительность. А другие оттенки…
– Тото и дело, в их тайну не проникнешь.
– Нет, почему же, – оживился Тони Фаэ. – Это легко!
– Рразве? – удивился Гор Зем.
– Жрецы в древности считали, что каждое живое существо окружено ореолом излучения. Цвет его якобы позволял «психическому зрению» узнавать самые сокровенные мысли и чувства.
– Жррецы сочли бы планету Зема за живое существо?
– Чтобы составить ее карту, – засмеялся Тони Фаэ.
– Что ж, прриступим. Вижу в горрном хрребте черрные прроемы!
– Значит, Горы Злобы и Ненависти.
– Врроде как на нашей Фаэне. Дальше тянутся гррязнозеленые долины.
– Долины Ревности.
– А черрнозеленые?
– Низкий Обман.
– Стоит ли начинать с таких мррачных названий?
– Тогда смотри на большие просторы суши.
– Ярркий зеленый цвет.
– Жрецы считали его признаком житейской мудрости и тонкого обмана.
– Будем снисходительны к Земе, назовем сушу Континентом Мудрости без всякого обмана. А вот узкое море, на котором словно сверркают кррасные молнии.
– Море Гнева.
– У него ррозовый залив.
– Залив Любви.
– А вот поберрежье кррасноватокорричневое.
– Берег Жадности.
– Недуррно для будущих земян. Может быть, с синим океаном будет лучше?
– Океан Надежды.
– Его голубой залив?
– Залив Справедливости.
– Уже лучше. А эти огнедышащие горы с кррасным пламенем и черным дымом?
– Вулканы Страстей.
– Убедительно. А какого цвета орреол у твоего друга Гора Зема?
– На карте планеты я назвал бы его Горой Силы и Щедрости.
– Спасибо. Каков же орреол у нашего Ума Сата?
– Яркоголубой и золотистожелтый. Такие места на Земе пришлось бы назвать высшими понятиями ума и чувств.
Молодые фаэты, продолжая игру, незаметно составили первую карту Земы с забавными названиями, вспоминая при этом и участников экспедиции.
– Что касается ореола Мады, – продолжал Тони Фаэ, – то это цветовая гамма зари в космосе.
– А сам Тони Фаэ? Не пылает ли он со времени посещения Деймо ярркокрасным орреолом?
Тони Фаэ смутился.
– Видишь, – продолжал Гор Зем, – я не хуже дрревнего жреца распознаю твой орреол, – и лукаво рассмеялся.
– Это не так трудно, – пытался защититься Тони Фаэ. – Можно вглядеться и в Аве, даже в Смела Вена.
– Рразве?.. Даже в Смела Вена?
– Все мы пылаем красным цветом, – вздохнул Тони Фаэ, – только разных оттенков.
– Так не назвать ли морря именами влюбленных? – ухватился за озорную мысль Гор Зем.
– Пусть уж лучше планета Зема носит название Вечных Страстей.
Тони Фаэ верно сказал не только о планете Зема, но и о Смеле Вене. Если бы вокруг него был ореол излучения, то непременно огненнокрасный. Любовь к Маде сжигала его, и вызванные ею чувства исполосовали бы его ореол черными и грязнозелеными полосами.
Баловень судьбы на Фаэне, прославленный звездонавт, любимец фаэтесс, с Мадой Юпи он даже не решался познакомиться, не раз любуясь ею на Великом Берегу.Он надеялся, что скорый отлет в космос излечит его,но… Мада оказалась рядом, чтобы унизить, уничтожить Смела Вена своим браком с ничтожным полукровкой, отец которого мрачными путями добрался до кресла правителя.
Смел Вен, как и многие длиннолицые, не знал половины ни в чем. Потому он и стал прославленным звездонавтом, не страшась опасностей, потому полетел и на Зему. Он не был в юности злым или лукавым, но теперь пренебрежение Мады пробудило в нем скрытые стороны его характера. Видя счастье Мады и Аве, ненавидя их за это и страдая, он вынашивал скрытые планы мести, столь же лукавые, как и жестокие… Но сам он должен был оставаться вне всяких подозрений. Помогать ему будет сама планета Зема!..