Потом Куций, как безвольную куклу, поставил приговоренного, трясущегося от страха Яра Юпи на диктаторское кресло.
Роботы отошли в сторону, безучастно взирая на происходящее. Куций заметил, что на некоторых экранах военачальники прикрыли глаза рукой, а с некоторых фаэты, откинув балахоны, со злорадством наблюдали за казнью.
– От имени Истории, – объявил Куций Мерк и выбил изпод диктатора его кресло.
Добр Мар лишь временами приходил в себя, полулежа в столь неудобном для такой позы правительском кресле.
Все экраны в бункере были черны, не работали. Тускло горели светильники запасного освещения.
Около правителя продолжали суетиться военачальники и замученная Сестра Здоровья. Ее звали Вера Фаэ. У нее наверху погибли все родные: отец, мать, муж, трое девочек, все, кроме сына, улетевшего с космической экспедицией на Зему. Вера Фаэ была в отчаянии. Она черпала силы лишь в уходе за больным правителем.
Добр Мар потерял дар речи. Ни язык, ни правая рука, ни нога у него не действовали. Он мог общаться только взглядом. Его понимала одна Вера Фаэ.
Иссохшая, поседевшая за последние часы, с заплаканными глазами, она не потеряла ласковости прикосновения и задушевного голоса врача, на которые только и реагировал правитель.
Его некому было заменить. «Друг правителя», который по закону должен был сделать это, погиб наверху, как и миллионы фаэтов.
Военачальники через Веру Фаэ доложили правителю, что запасы торпед израсходованы. А на континент продолжают сыпаться торпеды варваров, не оставляя на нем ни одного живого места.
Правитель Добр Мар сделал усилие двинуться. Сестра Здоровья заглянула ему в глаза, силясь прочесть его мысль.
Подошел начальник оружия распада. Ему доверили страшное средство нападения потому, что он был известен своей трусостью и нежеланием принимать собственные решения. Вот и сейчас он во что бы то ни стало хотел получить письменное согласие правителя на взрыв последней, но сверхмощной подводной установки распада, которая была когдато доставлена под руководством Куция Мерка к Великому Берегу, почти в самое то место, где катались на волнах Аве и Мада.
Добр Мар не понимал пышно разодетого генерала, а тот, срываясь на фальцет, убеждал Сестру Здоровья:
– Уничтожение глубинного Логова диктатора – единственное спасение. Такова была воля Великого Круга.
Добр Мар устало закрыл глаза.
– Он согласен! Согласен,– обрадовался генералгорбун.
Но Добр Мар снова открыл глаза и, силясь чтото сказать, смотрел на свой стол.
Вера Фаэ взяла с него какието пластинки с письменами и поднесла их к его глазам.
При виде одной из них добр Мар опустил веки.
Вера Фаэ показала пластинку генералу.
– Это мне известно!– петушиным голосом закричал тот.– Почтенный старец Ум Сат, изобретя оружие распада, хотел ограничить его применение и запугивал фаэтов якобы возможным взрывом всех океанов планеты.
Добр Мар закрыл глаза.
– Правитель Добр Мар согласен?– допытывался генерал.– Сестра Здоровья может подписать от его имени документ, разрешающий взрыв подводной установки распада?
– Как же я могу сделать это, если правитель сам напомнил о предостережении великого старца?
– Наивная выдумка! Будто бы вся вода океанов под влиянием сверхсильного взрыва разом взорвется, выделив энергию, как при взрыве сверхновой. И будто в некую крохотную сверхновую звезду превратится вся наша планета.
– Разве не страшно? – спросила Сестра Здоровья.
– А что может быть страшнее того, что уже произошло? Надо остановить диктатора Властьмании любой ценой. Подводный взрыв у Великого Берега вызовет землетрясение, разрушит там глубинный бункер. В океане вал достигнет неба и обрушится на место Логова, затопив его. Если Сестра Здоровья убедит правителя, он согласится. Для взрыва нужен его письменный приказ. Только он ответствен за все.
Сестра Здоровья вгляделась в мутные глаза больного.
Тот закрыл их.
– Он согласен, наконецто согласен! – завопил генерал, схватив безжизненную руку правителя, приложил ее к пластинке. – Взрывать! – тонким голосом закричал генерал и, волоча ногу, выбежал из кабинета с пластинкой в руках.
Его провожал испуганным взглядом Добр Мар.Он чтото хотел сказать и не мог.
Сестра Здоровья спохватилась, пыталась остановить генерала, но правителю стало худо, и ей пришлось помогать больному, вытирая перекошенное гримасой, покрытое каплями пота лицо.
Генерал вернулся. Приказ был передан. Взрыв произойдет…
– Я ни за что не отвечаю! – фальцетом выкрикнул он.
Глава седьмая
ЗВЕЗДА НЕНАВИСТИ
Всякая Сестра Здоровья несет в себе черты матери.
Стремление помочь больному, материнское отношение к страдающему существу, подетски беспомощному, а потому близкому, даже родному, боролись теперь в Маде с острой, неоправданной, как она считала, тоской по дому.
Не понимая этой тоски, отвергая ее, она самоотверженно ухаживала за Умом Сатом, жизнь которого едва теплилась.
Обросший седой бородой, с проникновенными, тоскующими (конечно, по Фаэне!) глазами, он недвижно покоился на ложе. Его болезнь задерживала возвращение «Поиска», разжигая в Маде и ее товарищах тоску по Фаэне.
Но, как Сестра Здоровья, она должна была стать выше собственных переживаний, и она ухаживала за старцем, стараясь победить его неведомую болезнь, спасение от которой, быть может, было в скорейшем возвращении. Однако возвращаться с тяжелобольным Умом Сатом нечего было и думать. И Мада усердно лечила его, она была при нем не только Сестрой Здоровья, но и душеприказчиком. Открывшись ему в своей тоске по Фаэне, она услышала в ответ страшное признание старца о возможном взрыве всех океанов Фаэны в результате войны распада. Мада содрогнулась, зажмурилась и протестующе замотала головой.
Приняв на себя часть тревог старца, она облегчила его состояние, уверяя, что до такой катастрофы дело дойти не может и они еще вернутся на свою Фаэну, где их так ждут.
По поручению Мады Аве и Гор Зем уходили в лес на охоту. Она не позволяла трогать запасы, предназначенные на обратный путь.
Обратный путь! Это было целью, мечтой, страстным желанием не только одной Мады.
Тони Фаэ по ее указанию бессменно находился около аппаратов электромагнитной связи, которая по странной причине прекратилась. Оборвалась нить, связывающая «Поиск» с родной планетой. Мада утешала Тони Фаэ, что виной всему атмосфера Земы, не пропускающая электромагнитных волн с Фаэны и Мара.
Тони Фаэ бредил возвращением. Он не знал сна.
Иной раз, задремав у аппарата, он просыпался в холодном поту, то слыша голос матери, Веры Фаэ, зовущей его, то голос Алы Вег, смеющейся над ним. Однако аппараты молчали. Бывало, что Тони Фаэ не выдерживал. Тогда ласковая рука Мады ложилась ему на вздрагивающее плечо, и ее спокойный, мягкий голос убеждал, что состояние атмосферы Земы изменится, надо ждать, и он услышит желанный сигнал.
Но Ума Сата нельзя было так утешить. Мада знала его мысли о войне распада, терзавшие его еще до отлета с Фаэны.
По той же причине был мрачен и Аве.
Теперь это был уже не тот впечатлительный юноша, который так поразил Маду, взлетая на океанские волны. Он изменился и внешне и внутренне. Отпустив на Земе усы и бороду, он выглядел много старше, спокойнее, увереннее, сильнее.
Мада знала, что, посылая мужа на охоту, она толкает его навстречу опасностям. Но, думая обо всех, она не могла поступать иначе, верила в его силу, ловкость, отвагу.
Поэтому, когда Аве принес однажды, помимо отбитого у хищника оленя, еще и пятнистую шкуру с замершей в оскале пастью, Мада не удивилась, сочла это естественным.
Аве был мрачен. Он ничего не говорил Маде, но она все знала! И она боялась не столько того страшного, что гдето там, далеко, может произойти, сколько за своих «детей», которых здесь опекала, хотя этими детьми были Аве, сам Ум Сат, Тони Фаэ, Гор Зем.