Боги Олимпа! Сколько превосходных сюжетов получили мы от наивных, но поэтических верований эллинов!
Это Зевс-громовержец, силой воцарившийся среди богов, неистовый сластолюбец, зорко высматривающий для себя земных красавиц.
Его покойно-величавая жена, непреклонная Гера, покровительница домашнего очага и в то же время беспощадная гонительница рожденных от прелюбодеяния детей Зевса, в том числе и Геракла, побочного сына своего эгидодержавного супруга.
Бог света, враг зла, златокудрый, сияющий, но порой жестокий Аполлон с серебряным луком и не знающими промаха золотыми стрелами.
Богиня любви Афродита, воплощение женской красоты, рожденная из морской пены…
И множество других «узкоспециализированных» богов светлого Олимпа, которым противостоит брат Зевса Аид, правящий скорбным царством теней.
Украдкой подобрали мы бесценные сувениры, крохотные, хрустевшие под ногами кусочки мрамора. Лишь много лет спустя я узнал, что туда по ночам завозили на самосвалах битый мрамор из карьеров. Это делалось специально для легковерных и жадных туристов, готовых растащить «на память» памятники старины.
Довольные и взволнованные, вспоминая известные с детства мифы, шли мы по шумным улицам древнейшей из европейских столиц.
Афины, в отличие от Рима с его остатками Колизея и раскопанными руинами прямо на улицах, ничем, казалось, не напоминали своего древнего прошлого, но…
На углу переполненного машинами проспекта, величественно запрокинув голову, словно рассматривая видимый отсюда Акрополь, стоял старик. Он держал на плече палку с ворохом губок, не поддельных, а собранных ныряльщиками со дна морского, чем-то похожих на детские воздушные шарики.
Задержавшись у перекрестка, мы все еще говорили о богах Олимпа, об их борьбе с титанами за власть над миром. О том, как они влюблялись, плодили детей, вели вполне земной образ жизни, следили за людьми, помогали героям, а Геракла даже сделали бессмертным.
— Рад, что наши древние боги занимают вас,- на чистом русском языке обратился к нам продавец губок.- Жаль, не вижу вас, мои бывшие земляки.
— Но мы перед вами,- начал было поэт, но спохватился, поняв, что старик слеп.
— Я родился в Колхиде,- продолжал тот,- жил там на берегу Черного моря и до сих пор как бы вижу Кавказские горы и ту скалу, к которой бегал еще мальчишкой, ту самую, к какой был прикован Прометей.
Он произнес это с таким серьезным видом, что мы переглянулись.
— Я мог бы многое рассказать вам о Колхиде, о золотом руне, об аргонавтах, об Одиссее и Геракле…
Старый грек заинтересовал нас.
— Вы давно перебрались на родину? — спросил поэт.
— На «родину предков»,- отозвался старик и, раздраженно махнув рукой, продолжил: — Отсюда виден Акрополь, но, увы, не видна наша с вами родина.
— Вы тоскуете о ней?
— Потому и заговорил с вами, услышав родной язык.
— Да, мы под впечатлением Парфенона! Какой непревзойденный гений создал его!
— Великий зодчий Фидий, друг Перикла, оратора и воина, мечом и словом подчинявшего себе всех. Увы,- вздохнул старик,- гениальный зодчий по навету врагов, приписавших ему хищения, умер в тюрьме. Но разве найдется в мире столько золота, чтобы оплатить его творения, которыми спустя двести пятьдесят веков любуются люди земли?
— С вами интересно беседовать,- сказал поэт.
— Я мог бы вам рассказать много интересного, чего почти никто не знает.
— Может быть, мы пройдем в кафе напротив? — предложил художник.
— О нет, почтенные гости! Там «Брачное кафе», туда приходят люди, желающие вступить в брак, познакомиться. Боюсь, что нам с вами там делать нечего. Я проведу вас в другое место.
И он двинулся по тротуару. За его спиной колыхалась огромная связка губок. Мы пошли следом за ним.
Вот и кафе с вынесенными на тротуар столиками. Усатый официант усадил нас за один из них. Мы, посоветовавшись, решили скинуться своей туристской мелочью и угостить нашего спутника, но он запротестовал, сказал несколько певучих слов официанту, и тот исчез.
Вскоре он вернулся, неся бокалы с каким-то ароматным напитком, который нужно было потягивать через соломинки.
— Никак не могу освоиться, что нахожусь на территории Древней Эллады,- сказал художник.
— Так посмотрите вокруг,- предложил слепец, словно видел все лучше нас.- Разве не найдете вы среди современников тех, кто похож на древнегреческие статуи? Девушки, юноши… Представьте себе их с античными прическами, в ниспадающем складками одеянии…
Он был прав, слепец! Слепыми оказались мы, зрячие! Люди, сидевшие за другими столиками, прохожие на тротуаре стали восприниматься нами как дети Эллады.
Вот юноша! Если вообразить его в тунике, с лентой на лбу, удерживающей пряди волос, его копию можно было бы поставить на пьедестал в музее!
А эта девушка, что так заразительно хохочет с подругой! Да обе они с удивительно правильными чертами лица, с линией лба, продолжающей нос, превратись они по волшебству в мрамор, могли бы поспорить с творениями древнейших мастеров!
Я сказал об этом слепому продавцу губок и еще больше расположил его к нам.
— Вы обязательно отыщете скалу Прометея в Колхиде. Я вам расскажу, как ее найти. Я мальчишкой лазил на нее и нашел выемку от кольца, к которому повелением Зевса приковали Прометея. На высоте ста локтей. И это кольцо разбил Геракл, освободивший титана.
В голосе старого грека звучало столько убежденности, он был так уверен в том, что говорил, что мы снова переглянулись.
Старик откинул голову. Его полуседые вьющиеся волосы были повязаны лентой, переходя в густую, тоже полуседую курчавую бороду, обрамлявшую неподвижное лицо.
Я подумал, что вот таким мог бы быть Гомер!
— Геракл освободил Прометея, приговоренного Зевсом за похищение огня с Олимпа и за то, что он передал его людям вместе со знаниями. Но никто не догадывается, что в числе этих знаний было и знакомство с божественной игрой, которой увлекались боги Олимпа, и прежде всего сам Зевс. Он сделал богиней этой игры свою дочь Каиссу, которая родилась от одной восточной богини, передавшей ей знания игры.
— Что это была за игра? — живо заинтересовался я, услышав знакомое имя Каиссы.
— Не знаю, господа. Могу только сказать, что это была игра богов. В благодарность за свое освобождение титан Прометей обучил Геракла этой игре. И великий герой, возвращаясь со спутниками из похода аргонавтов*, коротал за этой игрой долгие дни плавания.
[*Старик грек допускает вольную трактовку мифа о Геракле. Согласно достоверным источникам, Геракл не возвращался из похода с аргонавтами.]
— Это миф? — спросил поэт.
— А что такое миф? — в свою очередь спросил слепец.- Это сказание о случившемся, переданное из поколения в поколение, может быть и с видоизменениями. Ведь с тех пор прошла не одна тысяча лет. Так предания становились мифами. Кое-что забылось. Например, конец мифа о великом герое Геракле, который завоевал бессмертие своими тринадцатью подвигами.
— Двенадцатью,- робко поправил я.
Слепец не обернулся в мою сторону. Вдохновенно глядя поверх голов прохожих и словно видя Акрополь, твердо сказал:
— Для людей двенадцать. Для богов Олимпа тринадцать. Об этом мало кто знает. Это результат моих исканий. Я был и археологом, и собирателем народных сказаний. А вот теперь губки…
— Если вы позволите, мы купим у вас по губке. Я хотел сказать, по две губки,- попросил художник.
Мы с поэтом кивнули.
— Признателен вам, господа. Я подарю вам их в память о тринадцатом подвиге Геракла.
И слепец заговорил чуть нараспев, словно аэд древности. Иногда он переходил на гекзаметр древнегреческого стиха, а потом, словно спохватываясь, продолжал мерное повествование по-русски.
Мы слушали как завороженные.
— Когда Геракл победно возвращался из своего последнего похода, жена его Деянира, мучимая ревностью, стараясь сохранить путем волшебства любовь мужа, послала ему великолепный хитон. Она пропитала его кровью кентавра Несса, сраженного стрелой Геракла за то, что тот пытался похитить у него жену. Коварный кентавр, стремясь из царства Аида отомстить Гераклу, сумел уговорить доверчивую женщину взять его кровь, которая якобы вернет ей любовь мужа. Эта кровь была отравлена ядом Ленейской гидры, уничтоженной Гераклом во время второго его подвига. Этот яд, которым Геракл придумал смазывать наконечники своих стрел, сделал кровь кентавра смертельной. И Геракл стал жертвой коварства мстящей ему тени. Желая избежать дальнейших мук, Геракл потребовал от соратников положить себя на костер и поджечь его. И воспылал костер на высокой горе Эте, взметнулось его пламя, но еще ярче засверкали молнии Зевса, призывающего к себе любимого сына. Громы прокатились по небу. На золотой колеснице подъехала к костру Афина Паллада и понесла Геракла на Олимп. А нарядный хитон его, пропитанный смесью яда гидры и кровью лукавого кентавра, продолжал гореть. И поднялся от него ядовитый столб черного дыма ненависти и коварства, преградив путь золотой колеснице. То богиня Гера, преследовавшая героя всю его жизнь за то, что он был сыном Зевса и земной женщины, и теперь поставила перед ним преграду на пути к вершине светлого Олимпа.