–А здесь это инородное тело удалить нельзя? – Мать явно не ожидала такого поворота.
–Нельзя. Не давайте ребёнку бегать и активно шевелиться. ( Я даже вспоминать не хочу, с какой прытью он только что извивался и дёргался передо мной). Приедете в больницу – вам извлекут инородное тело под кратковременным наркозом.
–Я никуда не поеду! – Говорит женщина. -Я не хочу, чтобы моему сыну давали наркоз.
–Не собираюсь с вами это обсуждать. Я не детский врач. У меня нет специальных инструментов. Все дальнейшие действия только в стационаре.
Мужчина с больным ухом уже встал с кушетки и тяжело протопал к моему столу.
Думаю, если бы не он, мамаша бы не пересела. Но он навис над ней, со всем его массивным лицом, грузной фигурой, мешковатыми брюками и больным ухом. Женщина нехотя освободила стул, перетащилась вместе с ребёнком на кушетку.
Я опять беру в руки ушную воронку, чтобы заняться мужчиной, как вдруг ко мне подходит Фаина Фёдоровна. Её розовый сухой носик нервно подёргивается около моего лица. И горячий шёпот в моё ухо:
–Зондом можно протолкнуть! Ватку намотаю на ушной зонд и…
Какого чёрта она вмешивается?
–А если эта штука соскользнёт вниз? Прямо в гортань.
–А вы её поймаете.
–Пальцем?
–Вашей же ложкой для тонзилэктомии.
Я сама принесла после интернатуры эту ложку, изобретение грузинского отоларинголога, академика Хечинашвили. Мне её подарили на память. Для тонзилэктомии лучше этой вещи и быть не может. Она куда удобнее, чем кривая лопатка знаменитого хирурга и тоже академика – Вишневского. Но я вовсе не собираюсь играть с ней в баскетбол в глотке младенца.
–А если ребёнок в этот момент дёрнется, и я не поймаю?
–Мы мальчишку покрепче замотаем.
–Не буду я ничего ловить! У ложки острые зазубренные края. Ребёнок дёрнется, и я пораню ему нёбо.
Я оборачиваюсь, смотрю на младенца. Сейчас он молчит, посматривает по сторонам, только продолжает дуть пузыри. Давай-ка дружок, ещё посиди тут немного, а потом на машинке: «ту-ту-у-у!»
Мужчина поворачивается ко мне своим ухом. Достаточно беглого осмотра, чтобы понять: у него классический наружный отит. Ничего, в принципе, страшного.
–Фаина Фёдоровна, турунду с мазью Вишневского и идите, вызывайте «Скорую».
Завоняло мазью на весь кабинет.
«Ту-ту-у-у» – это не на машинке, это на паровозе, мелькает в голове. Да хоть на самолёте. Только пусть у меня в кабинете он ещё немного посидит вот такой вот розовый и живой, а не синюшный и мёртвый.
–Поедешь сейчас кататься на машинке! – говорю я младенцу.
Мать кривится и фыркает.
–Может, всё-таки попробуете… – горячий шёпот мне в ухо.
–Вы ещё здесь?!
Фаина выметается в регистратуру. Малец похоже сообразил, что сейчас ему предстоит что-то необыкновенное, но ещё не понимает, что именно, и поэтому одновременно пытается накукситься и разулыбаться.
–Всё будет хорошо! – говорю я. Голос у меня звучит фальшиво.
–Так! -Вдруг вскакивает женщина. -Мы уходим!
–Конечно, идите! – рычу я в полголоса. – Только если с ребёнком что-то случится – отвечать будете вы!
Я отворачиваюсь и краем глаза вижу, что она в растерянности останавливается.
Господи, хоть бы «Скорая» уже скорее приехала! Конечно это плохой каламбур, но до шуток ли мне сейчас?
Что и говорить, но наружный отит, который я сейчас наблюдаю у мужчины во всей его яркой и безупречно понятной клинике, кажется мне чуть не верхом счастья для врача. Мазь я уже поставила, закрываю больное ухо ваткой. Рассказываю, как менять турунду.
–И всё лечение? – недоверчиво спрашивает мужчина.
–Да.
–И таблеток не надо?
–Не надо. Вот рецепт на мазь. Можете идти.
Я предвкушаю, как сейчас в мой кабинет войдёт в сопровождении Фаины Фёдоровны врач со «Скорой» я подпишу ему соответствующую бумагу, он заберёт женщину с ребёнком, и они уйдут… Я проветрю кабинет после их ухода. Боже, каким прекрасным и лёгким кажется мне грядущий приём.
–Ни бусинку удалить не можете, ни таблетки прописать, – вдруг довольно громко говорит мужчина, направляясь в коридор. – Столько времени зря тут прождал.
Я изумлённо смотрю ему вслед. В открытую им дверь заглядывают сразу несколько взволнованных голов.
–Следующий заходите!
Я успеваю принять ещё двух или трёх больных. Ни «Скорой», ни Фаины всё нет, как нет. Пацан заскучал, обследовал при полном попустительстве матери на карачках весь кабинет и теперь пускает пузыри на брошенную второпях на кушетку простыню. Чтобы ему было чем заняться, я даю ему металлический почкообразный тазик и старый неврологический молоточек с резиновым наконечником. Время от времени он колотит молоточком по перевёрнутому тазику, извлекая из металла тоскливый, глухой и протяжный звук. Не знаю, как у матери, а у меня от этого звука начинает стучать в виске и замирает где-то «под ложечкой».