– Надолго к нам пожаловали? – бодренько осведомился профессор. – С мужем или с детками? А может, путешествуете в романтическом одиночестве?
Геката расхохоталась.
– А вы совсем распоясались, Андрей Степановитч! – определила она. – И надо бы за вами приглядывать, да думаю, что Мария Симеоновна с этим справится лучше…
Профессор Радзивилл живенько представил себя в инвалидном кресле и Марию Симеоновну в халатике сестры милосердия. Видение наполовину приятное – по части халатика и отвратительное – по части слюнявых пузырей, которые ненамеренно выдувал Андрей Степановитч.
– Засим позвольте откланяться! – несколько церемонно сказала Геката. – Не будем торопить события. Приговор объявлен, и милосердие не за горами… А книженции ваши – я ликвидирую! К чему людям голову морочить?!
Она присвистнула, и кабинет моментально очистился от книжных пачек, а вдыхать и выдыхать стало свободнее. «К дождю!» – подумал Андрей Степановитч и не заметил, как следом за «Аналогиями» исчезла и сама Геката.
Еще побродив какое-то время по кабинету, Андрей Степановитч учудил следующее… Присел возле шкафа и осторожно постучался в дверцу.
– Эй, дворник! – позвал профессор. – Дво-о-о-о-о-о-орник!!!
Но никто ему не ответил… Андрей Степановитч попробовал открыть шкаф, но дверцы словно заклинило.
– Балерина! – позвал профессор. – Балери-и-и-и-и-ина!!!
И тоже – безрезультатно.
Тогда Андрей Степановитч принялся что есть силы барабанить по шкафу, пинать его ногами и бодать головой, да только набил себе шишек и ободрал колени.
– Пустите меня обратно! – надрывался Андрей Степановитч. – В светлое прошлое!!!
Однако на шум и крики сбежались только сотрудники научного института и сгрудились в кабинете Андрея Степановитча, постанывая от возбуждения. Ведь не каждый же день случается видеть солидного человека в таком безобразном состоянии. А профессор, не обращая на них внимания, пытался опрокинуть платяной шкаф навзничь…
– Что случилось? – спрашивали опоздавшие к началу представления.
– У профессора ключ потерялся от шкапа…
– А что у него там?!
– Да бес его знает, но очень расстраивается…
Двухтомник профессора Радзивилла «Аналогии и патологии»
III
Джо и Джеймс путешествовали по методике «бэд-энд-брекфаст», где каждому гостю положена постель и два куриных яйца всмятку. Но Джо и Джеймс слыли английскими коммунистами, поэтому за завтраком съедали по одному куриному яйцу, а второе оставляли детям Поволжья… Семнадцатого июня Джо и Джеймс прибыли в Санкт-Петербург рейсом из Лондона и остановились «в русской семье с коммунистическими традициями». Они заранее оговорили этот факт, мечтая попасть на фамилию, где дедушка в свое время форсировал Сиваш, а бабушка зажигала в коннице Буденного. Но предоставленный сервис сразу же захромал, в виде коммунистического интернационала, который предположил, что ему принесли пенсию. «Грендмазер-большевик» отказывался брать английские фунты стерлингов и требовал свои кровные шестьсот рублей прожиточного минимума. «Да что я – дура?! – возмущался „грендмазер“. – На какие шиши я стану яички покупать?!» И категорически отпихивал разноцветные бумажки с английской королевой. За эти действия, несовместимые с туристическим бизнесом, «грендмазер-большевик» был изолирован от иностранцев вместе со своим партийным билетом.
Далее в коммунистической семье произошел «брекфаст», после которого все повалились на «бэд» и дрыхли до позднего вечера. Потому как добрые русские люди убедили английских путешественников, что континентальный завтрак состоит из водки и кильки. По четыреста граммов на брата. И только сестра ограничивается меньшим количеством… Зачем добрые русские люди каждый раз проделывают это с иностранцами – никому доподлинно не известно. Но пить из матрешек за здоровье английской королевы считается особым шиком…
Начинают, как правило, с предпоследней и двигаются по возрастающей. Каждую матрешку аккуратно разламывают пополам, кроме самой маленькой. Которая не разламывается и не закусывается. А называется «Марфой Васильевной» и служит русскому человеку спиртометром. Если «Марфа Васильевна» спокойно плавает на поверхности, то крепость напитка составляет ровно сорок градусов. И другое положение не приветствуется. Тридцать девять считается национальным оскорблением, а сорок один – интервенцией…
После того как матрешка располовинена – она подвергается тщательному осмотру и наполняется до краев по мере необходимости: «чекушка», «поллитрушка» и «а капелла». Что соответствует немецкому стандарту: «полдупля», «дупель» и «дятель». За английскую королеву выпивают «поллитрушку», за тех, кто в море, – «а капеллу». После чего ищут медведя и дышат на него перегаром. Если медведь падает – справляют по медведю поминки, если медведь начинает плясать – празднуют Масленицу. Вот главные особенности русского континентального завтрака, который продолжается с утра до вечера, покуда не треснут матрешки…
Джо и Джеймс в первый же день ознакомились с этими нехитрыми правилами и отказались от «брекфаста». Не напрочь, а хотя бы до часу дня. С англичанами не стали спорить, а только отрядили провожатого, который время от времени запугивал Джо и Джеймса довольно странными фразами. Например: «Как щас брошу на помойке… И прощай Соединенное Королевство!» Однако романтически настроенные путешественники верили, что ничего плохого с ними не случится на земле, где читают «Преступление и наказание» в подлиннике. Ибо английский парламентаризм есть крайне запутанная штука, а за логикой лондонского коммуниста и вовсе не уследишь.
Бóрис – так звали своего провожатого англичане – отличался крайне левацкими взглядами, и, дабы в действительности не оказаться «на помойке», Джо и Джеймс предпочитали с ним не дискутировать на политические темы. Тем более что словарный запас был ограничен тридцатью выражениями с одной стороны и тридцатью – с другой. Конечно, в распоряжении собеседников имелись и неправильные английские глаголы, которые Бóрис периодически принимался склонять: «ту би, вос, веа, бин!» или «андестуд, андестуд, андестенд!». Но что с ними делать дальше и как приспособить для разговора – никто не знал. Можно сказать, это сообщество зиждилось на мужском менталитете, для которого пиво и женщины одинаково интересны при разных политических формациях…
Итак, поздним вечером семнадцатого июня, после континентального завтрака, наши друзья решили освежиться и отправились поглазеть на памятники. Они погрузились в пучину Санкт-Петербурга возле Адмиралтейства и стали поражаться красотам подводного мира, вяло перебирая ногами. На Дворцовой площади их подхватило теплое течение, дважды шмякнуло об Александровскую колонну и вынесло к летнему кафе подле Эрмитажа. Там приходили в себя такие же бедолаги, как Джо и Джеймс, – американцы, японцы и скандинавы…
– Белые ночи! – разводил руками чей-то гид.
Мол, во всем виновата природа. Вишь чего делает?! И правда, утренняя заря тянула ватное одеяло на себя, а вечерняя его не отпускала. Санкт-Петербург погрузился в сумерки, ожидая, когда красотки поделят между собой эту ночь. Или она расползется по стрелке Васильевского острова, как шелковый чулок.
– Город над вольной Невой! Город нашей славы трудовой! – дирижировал японский гид палочками для суши, а вся делегация пыталась ему подпевать. – Веселее, товарищи самураи! Такого явления природы больше нигде не наблюдается!
– Суси Ленингла-а-ад! Йя!.. Тебе спою!.. – старательно выводили японцы.
Американцы потягивали «Ред Булл», демонстрируя свое национальное превосходство над этим эликсиром. Не желая иметь с ними ничего общего, Джо и Джеймс потянули Бóриса к Неве, где заприметили плавучую пристань с разными сортами пива. Но пристань отчалила, прежде чем наши друзья успели до нее добраться…