Однако о санитарных нормах в Библии не упоминалось, и пришлось выводить их самостоятельно. Ну, например – на восемь тварей один туалет, не считая цветочных горшков и остальных емкостей… Или на четыре чумазые пары – отдельная ванная комната, но совмещенная с универсальным тазом, чтобы твари подолгу там не засиживались в позе роденовского мыслителя. Ибо всякая туалетная философия имеет вредную тенденцию – сливать воду. А в принципах коммунального общежития этого не заложено. Как только тварь начинает сливать за собой воду, она переходит на новый уровень развития и пересматривает санитарные нормы. После чего чешет репу и возникает: «Тварь ли я дрожащая или право имею?!»
Сергей Павловитч прав не имел, и условных рефлексов тоже. Конечно, позывы какие-то были и даже реализовывались, но дернуть за ручку и запустить сливной механизм желания не возникало. Ну просто беда академика Павлова, а не человек! С одной стороны – методично бегает по звонку к телефонному аппарату, а с другой стороны – все физиологические процессы происходят с нарушениями. И какую тут докторскую диссертацию можно защитить?!
В коммунальной квартире, где проживал Сергей Павловитч, имелось три комнаты по правую руку и столько же – по левую. Если смотреть от входной двери в сторону кухни. А если под другим углом зрения, то по левую руку комнаты не хватало. Зато имелся встроенный шкаф с лилипутом, который исправно платил за эту щель как за комнату. И время от времени делал там ремонт и перепланировку. Лилипута звали Вениамин Кондратьевитч Кондрашов. Он трудился в часовой мастерской и слыл отчаянным педантом. Ровно в полночь Вениамин Кондратьевитч выскакивал из своего шкафа и верещал: «Угомонитесь, твари! Мне завтра на работу!» Ну форменным образом – часы с кукушкой.
За встроенным шкафом жила балерина. Если у вас в детстве не было ёжика или, хуже того, не было детства, то вы никогда не поймете, каково это – быть балериной. Потому что ёжики бегают как сволочи и цокают по паркету лапами. А балерина марширует, как па-де-де из балета «Лебединое озеро» или два эскадрона ёжиков на пуантах. «Обожаю балерин! Дын-дын-дын-дын-дын-дын-дын!» Теперь о детстве… Балерина готовила себе похлебку в кукольных кастрюлечках. У нее был целый кухонный набор из ассортимента Барби. Но по правде говоря, некоторых приборов не хватало, потому что их стырил лилипут, Вениамин Кондратьевитч, и не признавался.
Напротив балерины, как положено, обретался дворник. Который однажды нашел на помойке Канта и с тех пор находился под впечатлением от этой книги. «Есть две непостижимые вещи, – любил повторять дворник. – Бездонное небо над головой и категорический аперитив – внутри меня!» После чего выпивал две бутылки портвейна, и разговаривать с ним становилось неинтересно. Потому что дворник падал на спину и в полной прострации смотрел на небо. «Опять посреди коридора медитируете?!» – возмущалась балерина и прыгала через дворника, словно Эсмеральда, по дороге на кухню и обратно.
Следующим номером проживала Оленька. Вначале с Иваном Петровитчем, а позже – в двусмысленном положении. И хотя она часто повторяла, что муж у нее только для обстановки, но смириться с исчезновением «шифоньера» так и не смогла. В первый же день после пропажи Ивана Петровитча его Оленька внимательно просмотрела все мебельные каталоги, которые удалось достать. На второй день побывала в Эрмитаже и прошлась по антикварным магазинам. Однако Иван Петровитч как в воду канул… На третий день Оленьке показалось, что балерина зашкандыбала. А па-де-де из «Лебединого озера» сменилось на па-де-труа. «Ах ты коза!» – подумала Оленька и стала тщательней следить за репертуаром Мариинки, предполагая застукать Ивана Петровитча у балерины…
И наконец, в самой дальней комнате коммунальной квартиры обитал непонятный гражданин, к которому мы еще вернемся…
Восемнадцатого июня, в шестом часу вечера, как только Вениамин Кондратьевитч откуковал пятый раз, в квартире раздался телефонный звонок. Сергей Павловитч ломанулся из комнаты в коридор, где был установлен общественный аппарат, и ухватился за трубку. Ему нравилось отвечать на звонки в духе пролетарского интернационала, то есть – без сантиментов. Чаще всего спрашивали балерину и начинали, по вшивой привычке, издалека: «Простите, пожалуйста, за беспокойство…» или «Здравствуйте!..». Эти интеллигентские предисловия выводили Сергея Павловитча из себя. «Ее нету дома!» – гавкал Сергей Павловитч и бросал телефонную трубку с остервенением…
Лилипута, Вениамина Кондратьевитча, спрашивали реже. «Пи-пи-пи-пи-пи! – передразнивал Сергей Павловитч. – Выньте трубочку из попочки!» И радовался, аки дитя, своему природному остроумию. После чего отправлялся на кухню, чтобы проинформировать общественность о содержании телефонного разговора.
– Он мне: пи-пи-пи-пи-пи! – пересказывал Сергей Павловитч. – А я ему: выньте трубочку из попочки!
– Ну ты юморист! – до слез хохотал дворник. – А дальше что было?
Сергей Павловитч многозначительно ухмылялся, подмигивал дворнику и обстоятельно закусывал.
– Дальше-то?! – переспрашивал Сергей Павловитч. – Он снова: пи-пи-пи-пи-пи!
– Ну, а ты?! – интересовался дворник.
– А я говорю, – сообщал Сергей Павловитч, – выньте трубочку из попочки!
– Ха-ха-ха-ха! – надрывался дворник. – А он что?..
Эта содержательная беседа продолжалась на кухне часами, покуда не кончался портвейн. А лично Сергею Павловитчу никто не звонил, и можно сказать, он бегал к телефонному аппарату по той же причине, что и деревенские собаки, – погавкать на колесо…
Однако восемнадцатого июня Сергея Павловитча ожидал сюрприз. Как только он поднял телефонную трубку – оттуда грянула музыка ленинградских композиторов и вокал следующего содержания:
Вышеобозначенная «песТня» исполнялась на два голоса – мужской и женский. По окончании женский голос осведомился:
– Это Сергей Павловитч?!
– Да, – в смятении отозвался он.
– Вас беспокоят из Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина! – заявила женщина.
– Ее нету дома! – прогавкал Сергей Павловитч, полагая, что спрашивают балерину, и приготовился бросить телефонную трубку…
– А с кем же я, мать твою, разговариваю?! – наяривала странная библиотека. – С прачечной, что ли?!
– Нет, – промямлил Сергей Павловитч в полном обалдении.
– У вас на руках «Очерки античного символизма и мифологии», – продолжала женщина. – Когда вы намерены ликвидировать задолженность?
– Вы что-то путаете! – отвечал Сергей Павловитч, впервые за долгие годы обращаясь к даме на «вы».
– Ты, падла, не юли! – посоветовали Сергею Павловитчу. – А то Радзивилла на тебя повешу!
– Какого Радзивилла? – пролепетал Сергей Павловитч.
– Андрея Степановитча! – пояснила женщина. – У нас «Патологии» с «Аналогиями» куда-то пропали! Прямо из читального зала!
– Я вашего Радзивилла не брал! – поклялся Сергей Павловитч.
– Еще скажи, что читать не умеешь! – заметила женщина. – В общем, до понедельника «Очерки» не вернешь – включаю счетчик!
– Это как? – не понял Сергей Павловитч.
– Тик-так, тик-так, тик-так! – пояснила женщина. – А к пятнице будешь должен Большую советскую энциклопедию!
– Да нет у меня никаких книг! – испугался Сергей Павловитч. – И в библиотеке я отродясь не был!
– Тогда открывай входную дверь, не то вышибу! – предупредила женщина и повесила трубку.