Женщина раскачивалась всем телом, совершая тазом вращательные движения, но лицо её оставалось практически бесстрастным, она продолжала равнодушно жевать резинку. Да и О’Лири, верхом на котором она сидела, был далёк от пылкой страсти. Он подцепил эту проститутку в надежде забыться, но ни женщина, ни пинта «Белой лошади» не помогали. О’Лири словно раздвоился. Части его «я» находилась не здесь и не сейчас.
Перед глазами вновь предстали события трёхдневной давности. Тогда Шон дежурил в ночь. В камере Боггза вышла из строя видеокамера. Срочно вызвали дежурного техника, а заключённого перевели в камеру для допросов и оставили под присмотром О’Лири. Первые минут двадцать Боггз сидел в углу, сжавшись и нахохлившись, как мокрый воробей. Потом пристально поглядел но О’Лири. Смотрел долго и внимательно, Шону аж стало не по себе.
И тут заключённый замурлыкал ту самую ковбойскую песенку, регулярно добавляя в припев пятую строку, отсебятину: «Я узнал тебя, бедный Шонни-малыш».
О’Лири вздрогнул. А Боггз, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания, бормотал что-то малоразборчивое себе под нос. Но Шон прислушивался, и его трясло. Заключённый бессвязно рассказывал некоторые истории из его, Шона О’Лири, жизни. И про то, как Шон в четырнадцать лет до полусмерти отделал чернокожего парня из уличной банды бейсбольной битой, и про фиаско с Мэри-Линн Догерти, и про то, как погиб отец.
А потом Шон словно отстранился от происходящего и увидел самого себя, стоящего в холле своего дома. А на площадке лестницы, ведущей на второй этаж, лежала его мать. И Шон знал, что она мертва. Из уха миссис О’Лири вытекала тоненькая струйка крови, и под головой скопилась лаково блестящая тёмно-красная лужица.
Резкий звук открываемой двери прервал видение. Шон вздрогнул. Сердце его учащённо билось, дыхание было тяжёлым, и он чувствовал, как струйки пота сбегают вдоль позвоночника.
— Что с тобой? — спросил его начальник смены Галлахер.
О’Лири вымученно улыбнулся:
— Всё в порядке. Простыл, наверное, вчера.
— Смотри, — покачал головой Галлахер, — а то могу отпустить со смены.
— Да нет, всё нормально.
Заключённого выводили, он сочувственно посмотрел на О’Лири.
— Бедный, бедный Шонни-малыш, — пробормотал он.
С этой ночи О’Лири, сам того не желая, начал превращаться в маньяка. Он искал и находил — истинные, мнимые ли — доказательства неверности жены. Он начал ощущать угрозу себе и своей матери, исходящую от жены и некоего гипотетического «амиго». Мелкие подробности быта, назойливые воспоминания, случайные слова друзей — всё это только укрепляло в нём уверенность. И наконец — давешний разговор с женой, в котором она ясно дала понять, что неверна ему…
— Эй, милок, — внезапно окликнула Шона проститутка, прекратив свои движения, — тебя, часом, не Пиноккио зовут?
О’Лири оторвался от своих мыслей и недоумённо взглянул на женщину.
— Я тут вкалываю на тебе, потею, а ты лежишь бревно бревном, — пояснила она.
В О’Лири вспыхнула злость.
— Потеешь на мне, говоришь? — свирепо прорычал он. — Тогда придётся попотеть ещё подо мной!
Он обхватил женщину за бока, приподнял и швырнул, как куклу, уложив на лопатки борцовским приёмом. Рыча, навалился на неё и через минуту обмяк.
Центральная тюрьма
Роли, штат Северная Каролина
17 ноября 1994
После полудня
— Губернатор и верховный суд не собираются договариваться с маньяком-убийцей. Особенно с этим, насколько я знаю. Всем известно, что он любой ценой пытается избежать газовой камеры.
Произнеся эти тираду, директор тюрьмы снял очки в массивной оправе и отхлебнул воды из стакана. Скалли, прищурившись, посмотрела на обширную лысину опустила взгляд.
— Да, сэр, — негромко сказала она.
— Единственное, что Боггз от меня получит, — это смерть вовремя. Не более того. Давно пора было его казнить.
Директор захлопнул папку, водрузил на нос очки и поглядел на Дану поверх них, словно говоря: « Разговор окончен». Скалли встала и вышла из кабинета не попрощавшись.
Она долго сидела в машине. Власти не шли на компромисс с убийцей, а он отказывался давать информацию по делу. Тупик.
Минут через двадцать Скалли завела машину и поехала в больницу. Ещё ранним утром она узнала, что Малдер очнулся и жизнь его вне опасности. Но проклятые дела не позволили Дане навестить напарника.
— Привет, — слабым голосом произнёс Малдер, увидев Скалли на пороге палаты. — Что плохого?
— У нас заканчивается время — устало ответила Дана. — Всё ещё нет никаких следов Лукаса Генри. Полиция Роли сказала…
— Неважно, — перебил Малдер. — Что бы ни сказал кто бы то ни было — не верь ему. Боггз придумал всю эту шараду, чтобы отыграться на мне за то, что он сидит в камере смертников. Следующая не очереди — ты.
Скалли пристально поглядела в лицо Фокса.
— А что, если есть и другое объяснение?
— Не слушай ты его, — повторил Малдер. Язык его заплетался. — Ты можешь стать его последней жертвой.
Скалли энергично замотала головой:
— Я должна…
— Принести себя в жертву? — перебил Призрак. — По—моему, на душе Боггза уже достаточно грехов, чтобы отправить его прямиком в ад. Он и без тебя обойдётся.
— Я должна найти мальчишку, — мягко закончила Скалли.
Призрак печально поглядел на неё и отвернулся.
— Я бы очень не хотел, чтобы наше приятное знакомство завершилось так грустно, — невнятно пробормотал он.
Скалли положила руку ему на плечо, чуть сжала пальцы, а потом встала и, не ответив, вышла.
Центральная тюрьма
Роли, штат Северная Каролина
17 ноября 1994
Вечер
Боггза ввели в камеру, но Скалли не подняла на него взгляд, продолжая изучать бумаги, лежащие перед ней на столе. Собственно говоря, досье Лукаса Генри она и так знала почти наизусть. Но Дана решила поиграть в молчанку. И судя по всему — успешно. Минуты через две Боггз заёрзал на стуле, и Скалли заметила это уголком глаза.
— Хорошо, мистер Боггз, — заговорила она, всё так же не отрываясь от бумаг, — мы с вами договорились.
Она искоса взглянула на заключённого. Боггз сидел, раскачиваясь всем телом, и нервно усмехался. Потом он повернулся к Дане, покивал.
— Спасибо, мэм, — сдавленным голосом произнёс он, и Скалли увидела в его глазах слёзы. — Спасибо.
«Боже мой, — подумала Дана, — только бы не покраснеть и не выдать фальшь голосом».
— Хорошо, — внутренне напрягшись, спокойным голосом задала она вопрос, — где они? Я внимательно слушаю.
Скалли встала и оперлась бедром о стол. Боггз с минуту напряжённо и недоверчиво глядел ей в лицо. Потом резко выдохнул, запрокинул голову и закрыл глаза. На его лице появилась полуулыбка-полуоскал.
— Я вижу что-то вроде окружности… — Боггз открыл невидящие глаза. — Не знаю… похоже на бочки. Нет. Нет, больше… Гораздо больше. Цистерны, как на фабрике… Чёрт… Заброшенная старая пивоварня, называется «Синий Дьявол», неподалёку от Моррисвилла. Боже мой, — речи Боггза постепенно теряла связность, — он готовится… готовится… убить.
Боггз поднял скованные руки вверх, замер на секунду, а потом уронил их на колени и обмяк, как будто из него выпустили воздух. Скалли отвела взгляд. Она никогда не умела лгать.
— Лютер Ли, если бы вы действительно были экстрасенсом… — заговорила она, пытаясь снять камень с души.
— Я знаю, — низким голосом перебил её заключённый, — что вы соврали. Не было никакого договора. Я знаю, что вы старались.
Камень не упал, а остался на месте и продолжал давить. Судорожно сглотнув, Дана пошла к двери.