— Поэтому мы и едем в Обри?
— Ну, в основном, — да. И еще потому, что меня всегда интриговали женщины, у которых вместо имени только инициалы — «Би Джей».
Обри встретил их солнцем и теплым, пахнущим дождем ветром. Осень неожиданно расщедрилась, спеша подарить напоследок несколько теплых ясных дней. Солнце отражалось от множества зеркальных поверхностей — от витрин магазинов, от чисто вымытых к зиме окон, от луж на тротуарах. Всю дорогу от полицейского управления до места преступления, которое они решили осмотреть в первую очередь, пока благоприятствует погода, Молдер гнал машину с опущенными стеклами.
На месте преступления было полно полицейских, — как показалось Молдеру, слишком много для преступления, случившегося пятьдесят лет назад, пусть даже его жертвой и стал федеральный агент. Такое ощущение, будто местное начальство просто-напросто решило занять хоть каким-то делом всех полицейских, не задействованных в повседневных операциях, и обследование места захоронения Чейни стало лишь удобным поводом. Полицейские беседовали вполголоса, кто-то переговаривался по рации, кто-то просто молча слонялся по перекопанному полю. Раздвинув плечом группку офицеров, Молдер подошел к глубокой яме, огороженной ленточками. Скалли двинулась следом, втягивая ноздрями запах свежей земли. Там, у самого края, агентов из Вашингтона уже ожидало местное полицейское начальство — шеф полиции Брайан Тиль-ман — и главный на сегодняшний день свидетель обвинения, детектив Би Джей Морроу.
— Детектив Морроу, — опытным женским глазом Скалли сразу отметила неестественно прямую осанку и мертвенную бледность лица женщины-полицейского, которую не могла скрыть никакая косметика, — как именно вы обнаружили останки?
— Я увидела, как в земле копается собака, подошла поближе и посмотрела.
— Но в отчете сказано, что в прошлый раз вы не могли объяснить свои действия, — щурясь на солнце, вмешался Молдер.
Засунув руки в карманы дорогого, без единой складки, пальто, он с искренним интересом принялся разглядывать лицо своей визави. Рядом с ним Скалли в своем светлом, не стесняющем движений плаще явно проигрывала по внешней эффектности.
— Было уже поздно, и я была слегка потрясена своим открытием, — детектив Морроу перевела взгляд с Молдера на Скалли и обратно. — Я была не в том состоянии, чтобы точно описать, что со мной случилось, поэтому мой доклад немного неразборчив.
— И что же вы делали тут в такой поздний час?
— Ну-у… Видите ли, моя машина слегка забарахлила. По-моему, полетел двигатель. Тут-то я как раз и увидела ту собаку…
— Где вы оставили машину?
— Во-он там, сэр, — несколько ошеломленная напором федерала, Морроу неопределенно махнула рукой в сторону далекого шоссе.
— Это ярдов четыреста-пятьсот… — прикинул Молдер. — И что, с такого расстояния вы смогли что-то разглядеть?
Детектив Морроу беспомощно оглянулась на стоящего в нескольких шагах шефа полиции, старательно глядящего в сторону и делающего вид, что ход этой беседы, до странности напоминающей допрос, его ни капельки не волнует.
— Да, сэр…
— И с такого расстояния вы углядели, как собака ковыряется в земле, да еще облачной ночью?
Не выдержав, Тильман наконец выплюнул травинку, которую до этого жевал, и всем корпусом развернулся к федеральным агентам:
— Если вас интересует, то она срезала угол через лес, чтобы добраться до телефона.
— Но в отчете сказано, что она звонила из мотеля «Блэк», который находится как раз в противоположном направлении, во-он там. Чтобы добраться до него, не надо срезать угол.
— Вас, похоже, больше всего интересуют обстоятельства, при которых нашли тело, — с плохо скрываемым раздражением заметил Тильман, — и почему на это место вообще обратили внимание, чем само преступление. Уж не подозреваете ли вы нашего детектива, мэм?
Скалли бросила быстрый взгляд на шефа полиции, всем видом выражающего сомнение в разумности линии, избранной чужаками, только и умеющими что путаться под ногами у занятых важным делом людей, потом выразительно посмотрела на напарника.
— Да нет, ничего подобного, — поспешил пойти на попятную Молдер, которого тоже не слишком прельщала перспектива размолвки с местными властями. — Просто я хотел бы задать еще пару вопросов детективу Морроу. Вы не возражаете?
— Хорошо, спрашивайте, — Морроу нашла в себе силы на бледную улыбку.
— Скажите, мисс, вы никогда не испытывали наплывов ясновидения, предвидения — ну, там вещие сны, видения наяву, что-нибудь еще в этом роде?
Женщина-детектив напряглась.
— Вещие сны?.. — задумчиво повторила она. — Сны…
— Агент Молдер, — досадливо скривившись, словно раскусил что-то горькое, перебил Тильман, — мне не хотелось бы показаться грубым, но у нас с детективом еще куча дел. Если у вас есть конкретные вопросы, непосредственно касающиеся этого преступления, — звоните, милости прошу. Вам окажут любую посильную помощь. Любая наша незанятая аппаратура, техника — все к вашим услугам. А мы с детективом сейчас вынуждены идти. Слишком много работы.
Он резко развернулся и зашагал к полицейской машине, беззвучно помигивающей предупредительным сигналом на обочине шоссе. Следом за ним нехотя последовала Морроу.
Скалли, молчавшая почти на всем протяжении столь содержательного разговора — судя по всему, подтвердившего самые худшие опасения офицера Тильмана по поводу уровня компетентности федеральных агентов, — проводила удаляющуюся парочку долгим взглядом, а потом повернулась к своему напарнику:
— Ну и скажи, для чего тебе это все понадобилось?.. Или ты до сих пор продолжаешь считать, что лучший способ расследования — прямая провокация?
…Патологоанатомическая лаборатория «G», расположенная в новом корпусе полицейского управления, была законсервирована практически с момента ввода здания в эксплуатацию, то есть без малого пять лет, но спецагент Скалли, развив бурную деятельность, сумела с помощью Молдера за какие-то часы придать помещению вполне рабочий вид. В столовой еще не закончился обед (на который, кстати, у федералов так и не нашлось времени), а Скалли в аккуратном белом халате уже стояла у раздвижного стола, на котором были разложены кости эксгумированного скелета, и сосредоточенно рассматривала побуревшее от времени ребро в сильную лупу. Эта картина вызвала у Молдера ассоциацию с нью-йоркским Палеонтологическим музеем. Сам Призрак сидел на столе, непринужденно облоко-тясь на сложный, футуристического вида прибор непонятного назначения, выполненный из стекла и хромированной стали, и листал папку с личным делом Чейни.
— Кости очень хорошо сохранились, — не отрываясь от работы, сообщила Скалли. — Местная почва обладает хорошими консервирующими свойствами. Ага, вот, на верхних трех ребрах — какие-то надрезы… Не думаю, что здесь потрудились животные, — на следы клыков это никак не похоже.
— Вот, послушай, что писал Чейни, — откликнулся со своего места Молдер. — Это его дневник: «…Нам остается только удивляться, откуда берутся подобные чудовища. Могут ли они стать такими в процессе воспитания? Естественным ли образом вырастают существа, которые с самого своего рождения обречены калечить и убивать?..»
— Очень поэтично, — оборвала его Скалли, — но нам это ничем помочь не может. Там нет ничего об убийствах 1942 года?
— О-о, да, — Молдер перелистнул несколько страниц. — Тогдашняя пресса называла убийцу «Лезвием». Его жертвами становились женщины двадцати пяти-тридцати лет. Он бил их по голове — жертва обычно теряла сознание, — потом вырезал на груди слово «сестра» и выводил это же слово на стене кровью жертвы. Все пострадавшие женщины умерли от потери крови, а убийцу так и не нашли.