— Коукли напал на меня здесь, прямо на лестнице. Дело было поздним вечером. Прекрасно помню, как лунный свет отражался от лезвия бритвы. Бритва у него еще была такая… Знаете, наверное? Дорогая, с ручкой из слоновой кости. И он все повторял, — Тибидо прикрыла глаза, чтобы поточнее припомнить детали той страшной ночи, — «Кто-то должен взять ответственность на себя, сестренка, и это буду не я!» — женщина помолчала минуту, собираясь с мыслями. — На суде защитники рассказывали, что отец часто избивал его, что Коукли был единственным сыном в семье, где, помимо него, было пять девочек, и как его жестоко наказывали за каждый проступок. Но, если вы спросите меня, я скажу: этот человек был чудовищем с самого рождения.
Молдер оторвался от созерцания старой черно-белой фотографии, на которой миссис Тибидо и ее муж, оба молодые и загорелые, беспечно улыбались на фоне символа Всемирной выставки 1939 года.
— Детей у вас нет?
Тибидо отрицательно качнула головой:
— Нет.
— Дело в том, — продолжил Молдер, — что, согласно нашим архивам, вы оправились от двух ранений за полтора месяца. Но через девять месяцев после происшествия вы снова легли в больницу.
— У меня были осложнения, — быстро сказала миссис Тибидо, и упрямые складки залегли вокруг ее губ.
— Что случилось с ребенком? — прямо спросил Молдер, и Скалли вскинула на напарника удивленный взгляд. — С ребенком Коукли?
Миссис Тибидо потупилась:
— Мартин любил говорить: нельзя винить ребенка только за то, что он появился на свет. Но этот ребенок… Он был для меня исчадием ада. Я не могла его оставить. В этом доме, память о том страшном человеке… — она сбилась и развела руками.
— Миссис Тибидо…
— Я отдала ребенка в агентство по усыновлению, — с большим неудовольствием призналась женщина. — Тоже мне, ребенок… Ему сейчас, должно быть, лет пятьдесят… — Она зашаркала к висящему на стене портрету и вынула из-за рамки ветхий пожелтевший квадрат плотной бумаги. — Бот адрес бюро по усыновлению. Если вы его найдете… — она снова сбилась. — А-а, ладно, ничего ему не говорите…
Молдер лежал на узком диване, задумчиво глядя в потолок. Не то чтобы Призрака всерьез интересовала структура трещин в осыпающейся гостиничной штукатурке, — просто у него больше не было сил видеть кипы фотографий, выписок из протоколов, отчетов, смет и прочих «секретных материалов» полувековой давности, в кажущемся беспорядке разбросанных по всей комнате. Даже с кровати Скалли его согнала, чтобы разложить там последнюю порцию полученных из полицейского отделения бумаг.
— Как и следовало ожидать, кости, найденные в фундаменте дома, куда вломилась Би Джей, принадлежат напарнику Чейни, Ле Бет-теру, — подала голос Дэйна. — Коукли снимал этот коттедж в сорок втором году. Кроме того, на месте преступления, под домом, детективы нашли проржавевшую насквозь опасную бритву с костяной рукояткой. Они пытаются снять отпечатки пальцев, хотя вряд ли получится. Коукли пока отпустили за недостатком улик.
— Достаточно того, что Тильман один раз арестовал его без законных оснований. Ведь в ночь нападения Би Джей видела человека много моложе.
— Но ты же знаешь, в каком состоянии она была! Скорее всего, ей попросту померещилось.
— А, может, она действительно видела более молодого человека? — предположил Молдер. — Скажем, внука Коукли, Коукли-млад-шего? Как тебе такая версия? Он действительно может походить на ту старую фотографию.
— Что, внук Коукли вдруг взял да и напал на Би Джей? Знаешь, какова вероятность такого стечения обстоятельств?
— А по-моему, достаточно реалистичная версия! — воодушевившись, Молдер рывком сел на диване. — Знаешь, иногда генетическая предрасположенность к чему-либо проявляется через поколение. Это, кстати, объяснило бы и состав крови из-под ногтей Верны Джонсон. Иногда у родственников встречаются схожие типы крови… Кстати, ты так и не выяснила, что там с агентством по усыновлению?
— Вряд ли Мендель разрабатывал свою теорию с расчетом на серийных убийц, — скептически заметили Скалли, но все-таки пододвинула телефон поближе и начала набирать номер.
— Когда я был ребенком, — глубокомысленно начал Молдер, беря горсть семечек, — мне часто снились кошмары. Прямо кладезь для нашего брата, психолога. Порой я просыпался среди ночи от жуткого ощущения, что я последний человек на земле. И тогда я слышал вот это, — он демонстративно хрустнул семечком.
— Что «это»?
— Мой отец сидел по ночам у себя в кабинете и щелкал семечки…
Скалли плотнее прижала трубку к уху — она наконец дозвонилась.
— Алло, дайте мне Валладау. Это агент Скалли, — и, прикрыв ладонью динамик, бросила Молдеру: — Ну, и при чем здесь Коукли?
— Все мы представляем собой среднее арифметическое от черт наших предков. Но что, если от поколения к поколению передаются не только базовые генетические признаки? Что, если я люблю семечки потому, что генетически предрасположен их любить?
— Дети — это не твои любимые подсолнухи, они не растут сами по себе. Иногда их кое-чему и обучают.
— Да, но существует масса случаев, когда близнецов разлучали сразу после рождения, воспитывали в совершенно разной среде, а потом они женились или выходили за муж за схожих людей и даже называли своих детей одинаково. В конце концов, о чем-то похожем писал еще Юнг. Разве его «коллективное бессознательное» — это не генетическая память, Дэйна?
Скалли собиралась парировать, но тут в трубке снова зашуршало, и она подняла руку, делая Молдеру знак помолчать.
— Да, Денни… Да, спасибо… Я непременно ему передам. — Она аккуратно, как стеклянную, положила трубку. — Денни отыскал информацию о сыне миссис Тибидо и Коукли. Парень был полицейским, и в приюте ему дали имя Рэймонд Морроу.
— Отец Би Джей?!
— Угу.
— Получается, что Би Джей — внучка Коукли! И она отвечает за убийства… Ну-ка, одевайся и пошли!
Уже на крыльце Молдера догнал вопрос Дэйны:
— Ты полагаешь, Би Джей способна на подобную жестокость?
«Хотел бы я знать, — подумал Молдер, — кто из нас на что в конечном счете способен».
— Не знаю, — честно ответил он, забираясь в машину. — Но Коукли был способен. И не исключено, что Би Джей сейчас ассоциирует себя с этим маньяком.
— Призрак, но это же чушь собачья! — Скалли опустилась на соседнее кресло. Мотор заурчал, и машина мягко тронулась с места.
— Я думаю, память Коукли и его стремления на генетическом уровне передались его внучке, и потому Би Джей начала убивать.
— Ты что, серьезно веришь, что эта женщина, Морроу, и есть тот убийца, который вырезает своим жертвам на груди слово «сестра»?
— Да.
— Но это же никак не объясняет ее собственные раны!
— Может, это вроде стигматов у излишне впечатлительных верующих? В любом случае, она в последнее время сама не своя, это даже я заметил.
— Ладно, уговорил. Но что мы теперь будем делать?
— Предупредим миссис Тибидо. Если Би Джей действительно одержима Коукли, если то, о чем мы тут теоретизировали, и в самом деле произошло, очень может быть, что она попытается завершить дело, начатое в сорок втором году.
В течение многих лет большая пятничная уборка была для миссис Тибидо неизменным элементом бытия, своеобразным ритуалом, без которого старая женщина уже не мыслила своей жизни. Выстирать и погладить белье, подмести комнаты и кухню, пройтись по полу влажной тряпкой, начисто вымыть окна, обмахнуть щеткой потолок, навести лоск в ванной, почистить кухонную плиту… С тех пор как не стало Мартина, полностью выполнять эту программу сделалось сложнее, но миссис Тибидо не собиралась сдаваться. Когда-то забота о поддержании порядка в доме оказалась тем якорем, который помог ей удержаться на поверхности жизни, и сегодня, когда отголосок тех давних событий вновь, как в дурном сне, прозвучал совсем рядом, она была рада снова обратиться к старому проверенному способу. И способ не подвел: глухая тоска, которую всколыхнули заданные молодыми агентами из ФБР вопросы, отступила, и планка настроения медленно, но неудержимо поползла вверх. К тому моменту, когда дело дошло до чистки плиты, миссис Тибидо даже начала что-то негромко напевать про себя. В аккуратном чепце и переднике с цветочками она буквально олицетворяла полноценную, цветущую старость, — по крайней мере, если не обращать внимания на старые, давно ставшие почти незаметными, но все-таки не исчезнувшие шрамы.