Она повернулась и темной тенью скольз¬нула в чащу.
— Потому что сначала ты должен меня поймать, — сообщила она, удаляясь.
Грузно и неуклюже Кернс затопал вслед; плед цеплялся за ветви, хлеставшие, нежданно вылетая из темноты, по рукам, а то и по лицу. Свет огней машины совсем пропал за деревьями.
И тут вдруг Кернсу стало страшно.
Он остановился и прислушался, стараясь дышать как можно тише. Но слышал лишь стук сердца, гул собственной крови. В лесу была мертвая тишина.
— Пола?! — неуверенно, на пробу крик¬нул он, но ему никто не ответил. Почему-то его это не удивило.
«Ну, все, — подумал он, чтобы хоть как-то себя утешить и успокоить. — По миру пущу и твоего отца, и тебя. По миру пущу! Доклад уже готов, отправлю его завтра же утром. Инспекция появится со дня на день. Вот тогда посмотрим, кто за кем будет бегать! И для чего! Сука!»
Он затравленно огляделся. Тьма. Влажная, вязкая тьма, невнятные звезды в осколках неба, настриженных чернотой низких грузных вет¬вей; бездна.
— Пола! — хрипло крикнул Кернс. Голос у него сорвался, и волосы отчего-то встали дыбом. Никто не ответил.
И тут он увидел поодаль свет.
«Ага», — облегченно подумал он, но облег¬чение тут же снова сменилось недоумением и тревогой — то бы странный свет. Дерганый, неровный, красный…
Факел.
«Какой кретин в наше время бродит по лесу с факелом?»
А вон показался из-за дерева еще один.
И еще.
«Да что за хренотень у них тут», — поду¬мал Кернс; душа у него ушла в пятки. Он обернулся, чтобы бежать — но оказалось, что и с другой стороны, отсекая его от направле¬ния, куда, начни Кернс искать машину, он побрел бы, надвигается неровная, словно ста¬рушечьи зубы, вереница рвущих ночь факе¬лов. И она была совсем уже неподалеку.
Кернс, покрывшись холодным потом, по¬пятился и, потеряв равновесие на очередном корне, повалился на спину. О пулемете под затылком он уже забыл, а когда все тело пронзила острая боль от твердого дерева, вло¬мившегося куда-то в лопатку, стало вообще ни до чего. Не сдержав стона, он постарался встать. «Вот тебе и отсыревшие коряги, — почему-то пришла в голову глупая и совсем уж неумес¬тная мысль,— не у девки под спиной отсы¬ревшие коряги, а у меня под спиной… — Вере¬ница факелов колыхалась уже совсем рядом. И тут Кернс увидел, как из-за спин факельщи¬ков, раздвинув черные в багровом свете фигу¬ры, к нему шагнул голый человек в жуткой, аляповато и грозно размалеванной первобыт¬ной маске.
— Эй… — сипло выговорил Кернс. — По¬слушайте…
В голосе Кернса не было никакой уверен¬ности в том, что это те самые люди, которые выведут его к его автомобилю.
Близкие факелы давали достаточно света, даже слепили; Кернс не различал лиц факельщиков, он видел только черно-белую маску и не в силах был отвести от нее глаз. Идиотская, нелепая, совершенно неуместная в куль¬турном американском лесу; невыносимо страшная. Оскаленная. Появись она перед Кернсом в городе, днем, он бы лишь посмеял¬ся — но теперь его будто кинули в жидкий азот. Он просто остекленел от непереносимо¬го, животного ужаса.
— Что?.. — выдавил Кернс, но в ответ опять не прозвучало ни слова; и Кернс увидел, как голый в маске вытягивает из-за спины громад¬ную, тоже совершенно нелепую и неуместную секиру — и поднимает ее в неторопливом за¬махе.
Кернс закричал.
Потом его отчаянный вопль будто сруби¬ли. Навсегда переставшая болеть голова мячиком поскакала по корням и кочкам, а туло¬вище просело и опрокинулось наземь.
Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
Скалли терпеть не могла ни малейшей недо¬бросовестности — ни со своей стороны, ни со стороны коллег. Например, она терпеть не могла опозданий. Особенно собственных. Особенно тех, что произошли по причинам, от нее независящим. Простояв лишних пять минут в непредугаданном заторе и тем самым заста¬вив кого-то терять время, ожидая ее, она ощу¬щала себя так, будто на нее выплеснули вед¬ро помоев; невольная расхлябанность марала ее с головы до пят и на какое-то время — пока дальнейшая точная, выверенная, безуп¬речная работа не скрадывала это отвратитель¬ное чувство — ставила ее, Дэйну Скалли, в никчемные ряды разгильдяев и бездельников.
Именно в таком состоянии она явилась в кабинет к Скиннеру.
А беседа с шефом лишь подлила масла в огонь. Тот не стал долго распространяться о новом задании, сухо бросив после нескольких вводных фраз: «Агент Молдер введет вас в курс дела». Но и этих фраз хватило, чтобы понять: их обоих кидают в глушь и на чушь; явно чтоб заткнуть какую-то неведомую им, формально — рядовым агентам, организационную прореху.
Нельзя сказать, что Скалли так уж нра¬вилось заниматься профилирующими тема¬ми проекта «Секретные материалы». Сказать по правде, ей уже поперек горла встали пришельцы, маги и мутанты. Возни много, опас¬ность — выше средней, а карьерный резуль¬тат — нулевой. Да и просто, по-человечески… Даже поговорить обо всем этом, кроме Молдера, не с кем. Про неудачи никто слушать не будет, да и самой не очень-то сладко рассказы¬вать о провалах и непонятках. Но, что самое неприятное, даже об удачах, как бы редки они ни были, тоже никому не расскажешь — ведь никто же не поверит. Либо еще хуже… «Вы представляете, Хэрри, на той неделе мы из¬ловили говорящего чернобыльского мутанта, бывшего русского доктора наук, приплывше¬го сюда в гальюне арабского танкера и посе¬лившегося в канализации… И, знаете, вовремя успели — он уже начал размножаться!» Дру¬жище Хэрри только хмыкнет и пожалеет, что пригласил ее поужинать, вот и все. Мало ли мутировавших от родных условий русских докторов наук теперь живет и размножается в американской канализации, подумаешь — невидаль… А уж Молдер, души не чающий в дурно пахнущих монстрах и зеленых чело¬вечках, на поверку всегда оказывающихся ро¬зовыми слониками, подчас доводил Скалли до бешенства, которое едва удавалось скры¬вать.
Но постепенно она, сама того не заметив, прониклась ощущением собственной уникаль¬ности. Пусть карьеру на летучей посуде не сделаешь, пусть гордиться (с общепринятой точки зрения) нечем, однако то, что они с на¬парником занимаются делом, которым не за¬нимается больше никто — исподволь сыгра¬ло свою роль. Оказывается, снобом можно стать на чем угодно. Наверное, на каждой помойке есть свой сноб, думала Скалли, быстро шагая по пустынному коридору штаб-квартиры ФБР от кабинета Скиннера к кабинету Молдера. И в каждом Чернобыле, наверное… Во всяком случае, то, что им с Молдером на сей раз пору¬чено расследовать обыкновенное исчезнове¬ние обыкновенного федерального чиновника, да еще, как намекнул Скиннер, оказавшегося на ножах с местной администрацией (то есть коллизия была как на ладони), ей показалось просто унизительным. Просто унизительным. И раздражение, с которым она влетела к начальнику, после разговора с ним только воз¬росло.
Что чувствует пушка, когда из нее стреля¬ют по воробьям?
Ее тошнит.
Однако Молдер, к удивлению Скалли, выг¬лядел как всегда. Спокойное лицо, безмятежные глаза бродячего проповедника… Когда Скалли вошла, напарник отложил какое-то личное дело — видимо, нового их «пациента»; с цветной фотографии на первой стра¬нице глядело энергичное, узкое лицо с хитры¬ми глазками и плотоядными губами — лицо стопроцентно делового человека. Людей с та¬кими лицами естественно видеть лишь в их собственных офисах; не на пикнике, не на дружеской вечеринке, не в библиотеке — лишь на спортплощадке, упоенных тем, как ловко и исполнительно шевелятся у них руки-ноги, и за начальственным столом, упоенных тем, как ловко и исполнительно шевелятся под ними их подчиненные. Они очень любят свое тело и свои полномочия. Видимо, неплохой чело¬век, заключила Скалли; несколько ограничен¬ный, но неплохой.
— Привет.
— Привет, Скалли.
Похоже, он сразу понял, в каком она со¬стоянии. В чуткости ему не откажешь. Если только он не увлечен погоней за очередной недобитой тарелкой с Арктура.
— Это, конечно, не румынские колдуны и не переселение душ, — Молдер мягко улыбнулся, — но человек все-таки исчез. Как в воду канул. Его никто не видел уж месяцев десять.