Это слегка пугало, но наполняло кровь такой порцией адреналина, что голос Разума быстро слабея, наконец, охрип, а потом и вовсе пропал.
Я покинул дом и обошёл его кругом, не забыв посмотреть на свою красавицу — вроде ещё не разобрали. Осмотр почти ничего не дал. Только в одном месте, мне удалось обнаружить решётку. Десять на пять сантиметров, ниже уровня асфальта и прикрытая пушистыми побегами вьюна, проросшего сквозь асфальт. Последнее не удивительно — тут таких чудес по всей улице хватало. Асфальт этой части города ремонтировали редко, трещин становилось всё больше, глубина их росла, а флору отличает то, что ей не так уж и много надо. Как-то я даже передачу смотрел, там один башковитый мужик, рассказывал о том, как быстро могут пропасть следы деятельности человека. Стоит бросить город, любой, даже мегаполис и всего за триста лет, природа поглотит его, укрыв густым лесом. С воздуха его обнаружить будет уже нельзя. На других планетах, я потом такое частенько видел. Что бы найти руины, обязательно надо спуститься на поверхность или работать с орбитальным сканером, который крайне редко ставят на военные корабли, да и то, только на крупные, класса «крейсер» или «линкор»…
Решётка источала слабый, но стойкий, ровный поток воздуха. Выход вентиляции, что понятно, если подвал закрыт и скрыт от посторонних глаз достаточно надёжно. Значит, подвал таки был.
Ещё час я потратил на поиски, но безрезультатно. Это начинало бесить. Я убил ещё полчаса на простукивание стен и осмотр всего дома на третий заход. Ничего. Позволив себе маленькую цветастую и весьма матерную речь, я покинул дом, пообещав вернуться с плазменным резаком и реально расчленить дом, но добраться до треклятого подвала. А начну с того, что вырежу в полу, в зале, прям по центру ковра, здоровенную дыру, которую и назначу новой дверью в подвал.
Увечить дом мне не пришлось. Но очень захотелось изувечить кое-кого из местных обитателей. Покончив с третьим осмотром дома, я снова вышел на улицу проверить тачку и обнаружил, что моя реактивная красавица стоит на прежнем месте. Точнее её некогда блестящий, шикарный корпус. Сейчас его украшали разноцветные пятна краски используемой для граффити и проплешины, от соприкосновения с концентрированной кислотой. Да, какой-то гоблин не пощадил даже останки моей новенькой машины и облил её кислотой, что б ему пусто было.
Как-то умудрились снять даже реактивный привод, не подорвав всю систему. Я осмотрел машину, матерясь так громко, что улица опустела, и обнаружил, что сняли с неё вообще всё, передо мной стоял пустой корпус. На лобовом стекле обнаружил записку: «Спасибо, лохня». Не знаю, как я выглядел в тот момент со стороны, но мир перекосило и перекрасило в алые оттенки. Попадись мне кто-нибудь тогда на улице — думаю, просто убил бы, причём всё равно кого.
Успокоиться удалось только в доме Влада, после небольшого разгрома учинённого его мини бару. Алкоголь охладил ярость, успокоил нервы и перевёл восприятие на философские рельсы. Зачем попусту беситься? Вернусь потом на этот район, найду местную шпану, возьму «языка», допрошу, как положено, выйду на останки своей красавицы и расхреначу мудакам бошки!
Поначалу я так и собирался поступить, потом разум потеснил кровожадную мою солдатскую натуру и предположил, что, вероятно, обнаружив неприятеля, лучше заставить его возместить ущёрб. С процентами и воспитательными переломами конечностей.
Когда алкоголь проник в разум настолько, что я начал видеть мир в более мягких тонах, вспомнилась строчка из письма, говорившая о жёлтой стене. Может, Влад устроил там потайную дверь? А что, вполне может быть. Только я что-то не видел здесь жёлтых стен…, стал искать и нашёл. Довольно быстро, на первом этаже. Только вот покрасили её так давно, что опознать в ней жёлтую стену не представлялось возможным ни на первый взгляд, ни на все последующие. Только отодвинув от неё тумбочку, я обнаружил, что когда-то давно эта светло-коричневая стена, действительно была жёлтой.
Обнаружив сие, я принялся стену ощупывать. Очень медленно, каждый сантиметр ощупал. Фигвам, стена как была монолитной так ею и осталась. Спина затекла, терпение кончилось, в душе бушевали ярость и обида, а моя тачка, пустым безжизненным корпусом, взывала к отмщению. Возникла мысль бросить всё, да отправиться домой. В конце концов, вся эта ахинея с чудо прибором, могла быть просто шуткой. Розыгрыши Влад любил не меньше чем красивых девиц. Вдруг, это всего лишь его последний, посмертный, а значит и по-настоящему грандиозный розыгрыш? Хм…, я быстро отмёл эту мысль как не состоятельную. Подшутить надо мной так, он мог (иногда и подшучивал), но на последний в жизни розыгрыш — как-то слабовато. Если бы Влад замыслил отпустить подобную шутку, он не ограничивался бы только мной. В ситуации не хватало масштабности сравнимой с его смертью. А свою жизнь Влад оценивал очень высоко. Как он сам однажды выразился: