Я знал по взгляду ее больших глаз, что уже сделал это.
Если посмотреть в словаре «самый большой гад на планете», там будет моя фотография.
ОНА МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ
Порой некоторые моменты в жизни можно предвидеть. Обычно, это касалось лжи. И результата. Ты врешь, скрываешь что — то от мира, но знаешь, что однажды правда всплывет. И потом будет не весело.
Будет гадко.
Напарница будет кричать на тебя. Она будет с трудом сдерживать слезы в глазах. Она будет выглядеть так, словно я ранил ее в живот, столкнул с обрыва. И все доверие ко мне вытечет невидимым потоком несдержанных обещаний.
Такой была Перри в миг, когда узнала, что анонимные комментарии оставляла Джен. Я не представлял, что это всплывет. Я знал, что я раню ее этим мечом. Я знал, что она разобьется внутри. Будет страдать.
Или разобьюсь я. Буду страдать от осознания того, каким гадом я был. У нас с Перри все время был шаг вперед и два назад. Казалось, мы обрели почву, и тут мне пришлось сказать правду.
Правда всегда вредила.
Она отвернулась от меня и процедила в гневе:
— Почему ты не рассказал мне?
Еще и место для разговора не лучшее. В темном подвале психбольницы с призраками. Хотя, это даже уместно. Мы долго доводили друг друга до безумия.
Я потянулся к ней в темноте, моя ладонь легла на ее плечо.
Она развернулась, как зверь в клетке. В глазах мелькнула хищная ненависть.
— Не трогай меня! — закричала она, голос отражался эхом в сырой комнате.
Нет. Я не мог это слушать. Я не мог вынести это между нами. Мне нужно было коснуться ее, знать, что часть ее все еще моя.
Я инстинктивно схватил ее за запястья и крепко держал.
— Прости, — сказал я, глядя в ее глазах. Я что — то искал в них.
— Пусти меня! — заревела она. Я кое — что понял. Она собиралась ударить меня. Я хорошо знал этот взгляд.
Я был придурком.
— Хорошо, ударь меня! — завопил я, раздражение росло. — Но сначала выслушай.
Она и не собиралась.
— Ты лжец!
Так и было. Я сжал ее запястья крепче и притянул ее к себе, мне нужно было, чтобы она выслушала меня, увидела меня, услышала меня. Она сдалась, черные волосы висели вокруг ее лица. Но она позволила удерживать ее. Позволила говорить.
— Поставь себя на мое место, Перри, прошу, — попросил я. — Она — моя девушка, ты — моя напарница. Что мне было делать? Кого защищать?
Она закрыла глаза, закрылась от меня. Она словно сдавалась. Я не хотел, чтобы огонь угасал в ней, я хотел только шанс объяснить.
Я вздохнул и отпустил ее руки. Вряд ли объяснение помогло бы.
Она медленно отошла, не взглянув на меня. Перри была побеждена, после всей силы, что я видел в ней раньше, было больно понимать, что это с ней сделал я.
— Детка, — позвал я ее, голос обрывался в холодном воздухе.
— Не смей меня так называть! — взорвалась она. — Не смей. Особенно после того, что ты только что сказал.
Она страдала. Сильнее, чем я думал.
Почему? Было что — то еще?
Я осторожно шагнул к ней.
— Почему тебя это так ранит?
Она издала злобный смешок. Я не видел ее лица, но знал, что веселья на нем нет.
— Еще не хватало этому меня ранить.
— Хотела, чтобы я рассказал тебе? — осторожно спросил я.
— А ты как думаешь?
— Думала, я должен был рассказать тебе? — и я снова копал, искал то, что удовлетворит меня. Я знал, что я хотел услышать.
А она?
— Думаю, — призналась она, — я бы тебе рассказала
— Почему? — спросил я. И шагнул к ней.
Она медленно повернула ко мне голову, может, предупреждала не подходить ближе.
— Потому что… — ее голос оборвался. Я видел силуэт ее горла, она сглотнула. — Ты…
Что? Что я?
— Перри, — мой голос дрогнул.
Она смотрела на пол. В тенях я видел, как она хмурится. Она спорила мысленно с собой. Я не знал, выиграет ли та сторона, победы которой я хотел.
— Что? — страх исходил от нее волнами.
Она знала, что я спрошу. А я должен был спросить это.
После всех этих месяцев вместе, ночей в одной кровати, в палатке, мои мысли почти все время были о ней. Мы почти умерли, все время спасали друг друга, толкали и ранили друг друга. Мне нужно было знать, что она на самом деле чувствовала.
Если она скажет «да», я сдамся. И расскажу все, что скрывал. Все, с чем боролся каждый день. Я расскажу ей правду.
Больше никакой лжи.
— Ты меня любишь?
Вот. Вопрос вылетел. Я не говорил о себе, но должно быть понятно, что я спрашивал не просто так. Я хотел, чтобы она сказала «да». Мне нужно было, чтобы она сказала, что любит меня.