Завизжали тормоза, но машина не остановилась. Не было времени. Я не знал, как так легко разбил стекло, как и не знал, как выбрался из машины ногами вперед. Я не знал, что лечу по воздуху пару секунд, пока мое плечо не ударилось о траву у дороги, и я перекатился, как тряпичная кукла. Не знаю, как я вскочил на ноги, стряхивая осколки стекла с волос, и побежал обратно, не оглядываясь на копов.
Не знаю, как все это произошло. Я знал лишь, что мне нужно к Перри, нужно забрать ее оттуда. Если Макс, врач или кто — то еще тронут хоть волосок с ее головы, я их разорву. Если вы думаете, что я стал там Халком, то вы себе не представляете. Даже я не знал, что будет, но понимал, что будет страшно.
К сожалению, хоть я не чувствовал боли, и стекло сыпалось с меня на бегу, и я был недалеко от Перри, я бежал с руками за спиной. От этого было неловко. И в сгущающейся темноте было плохо видно. Мои ботинки, что помогли мне сбежать, зацепились за корень, и я полетел к земле.
Лицо встретилось с землей. Останется след.
Я застонал и скривился, содранная щека болела. Я не могу думать об этом. Я встал на ноги, шагнул и услышал:
— Ни с места!
Как в фильмах. Так они и закричали. Жаль, что не добавили в конце «гад». Я хотел бы застыть по своей воле, но они развернули меня. Офицер передо мной подозрительно напоминал парня их фильмов про танцы, его лицо скривилось от страха и румянца. О, он направлял на меня тазер.
Я оскалился. В гневе ничто не могло остановить меня. Я начал двигаться.
А потом затрещало электричество в воздухе. Мое тело напряглось до боли, стало твердым, как доска, по мышцам ударил миллион зарядов. Я боролся. Мне нужна была власть. А теперь я застыл и ощущал, что происходит. О, только бы не запачкать штаны.
Я опускался на землю. Дыхание застревало, тело содрогалось. Грязь снова тянулась к моему лицу.
Как только я рухнул на землю как мешок картошки, это прекратилось, и я выругался так, что обычный Декс покраснел бы. Боль закончилась, и я остался с ощущением, что меня растоптали буйволы… еще и заряженные током.
В состоянии полного истощения я не мог сопротивляться, и офицеры быстро подняли меня на ноги, вызывая другую машину. Они боялись пленника, и, когда меня подвели к остановившейся машине, я понял, почему. Я увидел, какой ущерб оставил, выпав на землю. Я видел разбитое заднее стекло. Я не знал, как сделал это, и, судя по взглядам офицером, они тоже не понимали.
Я ехал в участок в обитой камере. Видимо, теперь я был угрозой, если не был ею раньше. Они могли обвинить меня в сопротивлении при аресте, попытке побега. Мой гнев, необходимость вернуться к Перри, все еще бурлил во мне, но в этот раз разум забрал власть. Я теперь едва ощущал силу. Я надеялся, что удар током не навредил.
В участке мрачного вида индивидуальности задавали вопросы. Меня сфотографировали, и я улыбался (у меня ведь красивая улыбка). Я думал, меня покажут врачу, ведь меня били током, но они даже не упомянули это, и я не хотел испытывать удачу. Меня лишили вещей: телефона, денег, блокнота.
Я потом меня ощупали. Я не знал, на месте ли мои яйца, и они нашлись, когда офицер Зукотти их нащупал. Печально, но после расставания с Джен только это меня и порадовало. Хорошо, что Зукотти был нежным.
Лишив меня при этом гордости, они повели меня к камере. Стражи прошли со мной мимо камер, полных отбросами, преступниками и пьяницами (всех было много) Портлэнда и втолкнули меня в камеру с одним парнем.
Он сидел на алюминиевом унитазе, от него воняло так, что глаза слезились. Кошмар. Я хотел отвернуться, дать ему уединиться, но это было сложно, ведь в камере были только пара матрасов на каменных плитах и рукомойник. И унитаз. И мужчина на нем.
Потом я узнал, что его звали Гас.
Мы с ним даже поладили. Он был большим и широким, как накачанный слон или большой кузен Вин Дизеля, а еще покрытым с головы до ног татуировками. Они были даже на его лысой голове. Но он удивительно хорошо говорил. Он был здесь до меня, я не спрашивал, каким было его преступление. Я не знал, как реагировать, если он скажет, что убил арендодателя («О, круто. Продолжай»). Но он начал расспрашивать меня. Наверное, он решил, что между нами нет секретов, если я видел его на унитазе.
— Все дело в девушке, — начал я и скривился от того, каким клише это звучало. Мы сидели напротив друг друга на холодных матрасах. Я не знал, который час.
— Разве так не всегда? — ответил Гас. Тоже клише.
— Ага. Не всегда. У меня. Но она… она — сундук проблем.
— Проблемы и женщины идут рука об руку, — Гас сжал руки. Я слышал, как трещат кости. Он улыбнулся, слепя меня зубами. — Вот так они делают.