ОНА МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ
Порой некоторые моменты в жизни можно предвидеть. Обычно, это касалось лжи. И результата. Ты врешь, скрываешь что — то от мира, но знаешь, что однажды правда всплывет. И потом будет не весело.
Будет гадко.
Напарница будет кричать на тебя. Она будет с трудом сдерживать слезы в глазах. Она будет выглядеть так, словно я ранил ее в живот, столкнул с обрыва. И все доверие ко мне вытечет невидимым потоком несдержанных обещаний.
Такой была Перри в миг, когда узнала, что анонимные комментарии оставляла Джен. Я не представлял, что это всплывет. Я знал, что я раню ее этим мечом. Я знал, что она разобьется внутри. Будет страдать.
Или разобьюсь я. Буду страдать от осознания того, каким гадом я был. У нас с Перри все время был шаг вперед и два назад. Казалось, мы обрели почву, и тут мне пришлось сказать правду.
Правда всегда вредила.
Она отвернулась от меня и процедила в гневе:
— Почему ты не рассказал мне?
Еще и место для разговора не лучшее. В темном подвале психбольницы с призраками. Хотя, это даже уместно. Мы долго доводили друг друга до безумия.
Я потянулся к ней в темноте, моя ладонь легла на ее плечо.
Она развернулась, как зверь в клетке. В глазах мелькнула хищная ненависть.
— Не трогай меня! — закричала она, голос отражался эхом в сырой комнате.
Нет. Я не мог это слушать. Я не мог вынести это между нами. Мне нужно было коснуться ее, знать, что часть ее все еще моя.
Я инстинктивно схватил ее за запястья и крепко держал.
— Прости, — сказал я, глядя в ее глазах. Я что — то искал в них.
— Пусти меня! — заревела она. Я кое — что понял. Она собиралась ударить меня. Я хорошо знал этот взгляд.
Я был придурком.
— Хорошо, ударь меня! — завопил я, раздражение росло. — Но сначала выслушай.
Она и не собиралась.
— Ты лжец!
Так и было. Я сжал ее запястья крепче и притянул ее к себе, мне нужно было, чтобы она выслушала меня, увидела меня, услышала меня. Она сдалась, черные волосы висели вокруг ее лица. Но она позволила удерживать ее. Позволила говорить.
— Поставь себя на мое место, Перри, прошу, — попросил я. — Она — моя девушка, ты — моя напарница. Что мне было делать? Кого защищать?
Она закрыла глаза, закрылась от меня. Она словно сдавалась. Я не хотел, чтобы огонь угасал в ней, я хотел только шанс объяснить.
Я вздохнул и отпустил ее руки. Вряд ли объяснение помогло бы.
Она медленно отошла, не взглянув на меня. Перри была побеждена, после всей силы, что я видел в ней раньше, было больно понимать, что это с ней сделал я.
— Детка, — позвал я ее, голос обрывался в холодном воздухе.
— Не смей меня так называть! — взорвалась она. — Не смей. Особенно после того, что ты только что сказал.
Она страдала. Сильнее, чем я думал.
Почему? Было что — то еще?
Я осторожно шагнул к ней.
— Почему тебя это так ранит?
Она издала злобный смешок. Я не видел ее лица, но знал, что веселья на нем нет.
— Еще не хватало этому меня ранить.
— Хотела, чтобы я рассказал тебе? — осторожно спросил я.
— А ты как думаешь?
— Думала, я должен был рассказать тебе? — и я снова копал, искал то, что удовлетворит меня. Я знал, что я хотел услышать.
А она?
— Думаю, — призналась она, — я бы тебе рассказала
— Почему? — спросил я. И шагнул к ней.
Она медленно повернула ко мне голову, может, предупреждала не подходить ближе.
— Потому что… — ее голос оборвался. Я видел силуэт ее горла, она сглотнула. — Ты…
Что? Что я?
— Перри, — мой голос дрогнул.
Она смотрела на пол. В тенях я видел, как она хмурится. Она спорила мысленно с собой. Я не знал, выиграет ли та сторона, победы которой я хотел.
— Что? — страх исходил от нее волнами.
Она знала, что я спрошу. А я должен был спросить это.
После всех этих месяцев вместе, ночей в одной кровати, в палатке, мои мысли почти все время были о ней. Мы почти умерли, все время спасали друг друга, толкали и ранили друг друга. Мне нужно было знать, что она на самом деле чувствовала.
Если она скажет «да», я сдамся. И расскажу все, что скрывал. Все, с чем боролся каждый день. Я расскажу ей правду.
Больше никакой лжи.
— Ты меня любишь?
Вот. Вопрос вылетел. Я не говорил о себе, но должно быть понятно, что я спрашивал не просто так. Я хотел, чтобы она сказала «да». Мне нужно было, чтобы она сказала, что любит меня.
Тогда будет не так страшно падать.
Ее глаза расширились от вопроса. Она этого не ожидала. Или хорошо играла. В этом она стала лучше.
— Что, прости? — выдавила она.
Я подошел к ней на пару шагов, на нее упала моя тень.
— Ты меня любишь?
Прошу, скажи «да».
Скажи «да», Перри.
Тишина. Плохо. Мне нужно было знать.
— Перри, — сказал я тревожнее. — Ты меня любишь?
Она глубоко и резко вдохнула. Она взяла себя в руки и посмотрела в глаза. Я смотрел на нее. В ее глазах не было мягкости. Взгляд был тяжелым, блестящим. Как лезвие.
— Нет, — просто сказала она. — Не люблю.
Я ошибался. Все вышло не так.
Не я вонзил в нее меч. Я только дал ей меч.
И она вонзила его в меня.
СЕРЕБРЯНЫЙ МОЛОТОК МАКСВЕЛЛА
Порой вещи внезапно заканчиваются; в одну минуту есть, а в другую… пропадает. Порой они крошатся медленно, как любимые боксеры. Ты носишь их каждый день, потому что они прекрасно облегают тело, становясь почти второй кожей. Ты даже не стираешь их часто, хоть и есть запах, потому что боишься, что стиральная машинка встряхнет их, порвет нити. Но все равно им приходит конец. Трусы рассыпаются. Рывок в порыве страсти, или просто снимаешь их и — бац. Ничего не осталось. Ты голый. И заднице холодно.
Я знал, что все кончено, когда собирался снять свое нижнее белье. И не смог.
Джен выбралась из душа и закончила наносить на обнаженное тело душистый лосьон от Виктории Сикрет. Она сверкала глазами, глядя на меня, и обычно я сразу твердел от этого взгляда. Но, хотя друг стал чуть тверже, как всегда было при виде обнаженных женщин, что поделать, дальше дело не продвигалось.
И тут я понял, что это. Это был конец. Без секса что у нас оставалось? Ничего. Совсем ничего. Жалкая парочка цеплялась друг за друга… ради чего? Не знаю. Не дружбы. Не любви. Может, из страха. Скуки.
Гадость.
— Что такое? — проурчала она. Она не понимала, почему я не снимал боксеры, почему не гладил себя в предвкушении.
Что такое? Будто ты не знаешь. Осознание било меня тонной кирпичей. Перри, Ребекка и Эмили были за дверью. Как насчет того, что ты изменяла мне за моей спиной, неизвестно как долго? Еще и с Брэдли? С этим придурком?
Я не сказал это. Я не хотел, чтобы она поняла, что я знаю. Я просто знал, что все кончено. И мой шанс на счастье, которого я не заслуживал, был не в нашей спальне. Был не с винной крошкой, хоть она и была роскошной. Он был на кухне. Где смеялась с новыми подругами смелая темноволосая красавица.
— Я не в настроении, — сухо сказал я, когда она потянулась к моему поясу. Я забыл, что ей нравилось, когда я говорил нет. Хоть это бывало редко.
Она покачала идеальной задницей в воздухе. Любой назвал бы меня геем за то, что я не отреагировал на Джен на четвереньках, золотой обнаженный мед на белых простынях. Но даже с геем было бы приятнее, чем попасть в водоворот лжи и накладных ногтей.
— Декс, — сказала она, ее голос стал выше.
— Мне нужно готовиться. Как и тебе, впереди праздник, а времени мало, — сказал я и отошел от нее. Чтобы подчеркнуть решение, я быстро надел черные брюки. Они жутко чесались, я редко носил их, но хотел выглядеть хорошо. Мне нужно было впечатлить кое — кого. Я надеялся, что это сработает.