— Психологи считают, что вредно. Но по мне, это неполное подобие Земли с тем же успехом может свести с ума. Не сразу заметно, но рано или поздно сработает. Вот зачем нужны эти деревья, да еще в таком количестве? Разве у нас избыток углерода, чтобы тратить его на производство целлюлозы?
— Деревья дают кислород, ботаники все время об этом говорят…
— Фотоэлементы Купола прекрасно справляются с кислородным обеспечением. А если вдруг их мощности станет не хватать, проще покрыть крыши «искусственными листьями», в светлое время они дадут приличную прибавку.
— Ну, по мнению тех же психологов, деревья нам необходимы. Как часть нашей естественной среды.
— А по моему мнению, это вздор. Бедуины тысячелетиями жили в пустыне. Дело привычки, элемент культуры. Надо привыкать к мысли, что мы находимся в искусственной среде. Отчасти искусственной, отчасти виртуальной. Все ее элементы, привычные нам, созданы органическим синтезом и информационными технологиями, и ничего в этом нет страшного. Нас же не пугают полилактатные тарелки вместо фарфора и текстовые файлы вместо пергаментных свитков.
— Вы не слишком строги к людям?
— Нет, — Йозеф оглянулся и нажал на кнопку маленького пульта, подманивая «лейку». — Я же не предлагаю изменить, скажем, состав пищи. Или длительность светового дня — это серьезно, это встроено в нас и на генном уровне, и на физиологическом. Чтобы от этого избавиться, слишком многое пришлось бы менять.
Последнее было сказано равнодушным тоном, будто речь шла о перепланировке офиса. Очевидно, невозможным это не представлялось.
— Йозеф, но если использовать ваш метод аналогий, в земных больших городах суточное освещение тоже ненормальное — днем смог, ночью подсветка. А люди живут.
— А кто вам сказал, что в больших городах у людей все в порядке с физическим и психическим здоровьем?
— Один-ноль! — Сергей засмеялся. — Но уж, наверное, в этом виноват не цвет неба.
Бесшумно подъехала «лейка». Йозеф рассеянно погладил хобот, изливавший точно отмеренную порцию воды в рыхлый грунт у стволика.
— Вы удивитесь, но и цвет неба в том числе. — Йозеф говорил так, будто диктовал главу собственной книги — больше заботясь о безупречном построении фразы, чем об эмоциональном контакте с собеседником. — Нарушения естественного светового режима влияют на многое, вплоть до интимных процессов генной регулировки. В том числе и тех процессов, которые ведут к раковому перерождению клетки, это как раз наша тема.
— А я слышал, что вы занимаетесь метилированием ДНК.
— Метилирование — это механизм регулировки. Один из механизмов. Обратимые химические изменения ДНК без изменения последовательности. Интересно то, для чего они используются. На определенных участках сперва недостаток метильных групп, затем избыток… ну неважно. Не знаю, в курсе ли вы, но рак и старение — две стороны одной медали.
— Да, школьная учительница нам рассказывала. (Это «не знаю, в курсе ли вы» прозвучало крайне оскорбительно.) Неконтролируемое деление клеток — это рак, исчерпание потенциала обновления — старость.
— Старость. И добавим, что частота раковых заболеваний с возрастом увеличивается — косвенное указание на то, что это поломки в одном и том же механизме. Ну как… то ли вентиль приржавел и не поворачивается, то ли сорвался с резьбы. Но это один и тот же вентиль.
Оставалось еще два деревца. Лиловая тень, похожая на грозовой фронт, перевалила через зенит, и в самом деле начал накрапывать дождик. Лунный дождик, мельчайшая морось, ни капель, ни струй — оседающий конденсат. Наше дыхание на стекле, за которым Космос.
— Значит, вы решаете великую задачу? Победа над раком или бессмертие? Или то и другое сразу?
Йозеф даже не усмехнулся, только приподнял брови, но Сергей почувствовал, что краснеет. Если у чеха и была сверхчеловеческая способность, так это талант превращать собеседника в идиота.
— Мой учитель говорил: если студент хочет изобрести лекарство от рака, создать таблетки для вечной жизни или еще как-то осчастливить человечество — проку от юноши или девушки не будет, это гуманитарный подход. Но если студент хочет найти ответы на вопросы «как это устроено» и «что оно делает» — возможно, это наш человек.
— Немного цинично, нет?
— Нет. На самом деле это имеет отношение к способу думать.
— Так вы вчетвером хотите узнать, «как это устроено»?
— Отчего бы нет? (Если Йозеф и обиделся, виду не подал.) Бывает достаточно и одного. Мысль рождается в одной голове.
— Зачем же вы тогда объединяетесь в группы? Мне раньше всегда представлялось, что умственную работу должны выполнять одиночки. Как, не знаю, философы или великие физики…
— Мы объединяемся в группы затем, что в естественных науках философии предшествует сбор материала. Анализ информации, заложенной в геноме, в своем роде не менее трудоемок, чем сбор ботанических коллекций. Мы сейчас — как натуралисты прошлых веков, если вам угодно. Своего рода экспедиция Линнея или Гумбольдта. Только экзотические страны, по которым мы путешествуем, — это геномы. В экспедиции не ходят в одиночку.
— И кто же ваш Гумбольдт? Доктор Хиггс?
— Вы имеете в виду, кто руководит нашей экспедицией? Разумеется, доктор Хиггс. Она принимает решения, в какую сторону нам двигаться.
Йозеф помолчал и добавил:
— А капитаном корабля «Бигль», на котором путешествовал Чарльз Дарвин, был некто Роберт Фицрой.
— И чем знаменит этот Фицрой?
— Не помню. Мало кто помнит, я полагаю. Кажется, был вспыльчив.
— Вы хотите сказать, что…
— Я просто привел исторический факт.
Сергей промолчал. Надменный интеллектуал с комплексом превосходства — идеальная маска для Умника? Что хочешь надежно спрятать, прячь на виду. В хороших детективах убийцей никогда не бывает неуравновешенный тип, ревновавший девушку к покойному…
— Я лишь хотел сказать, что в нашей группе каждый выполняет свою роль и каждый, следовательно, незаменим. На данном этапе не может быть иначе. Когда тот же Гумбольдт и Бонплан путешествовали в Америку, работы хватило обоим. И славы тоже.
— Я понял вашу мысль, — вежливо сказал Сергей. Йозеф усмехнулся в бороду — то ли примирительно, то ли высокомерно.
— Что хочет пан офицер?
Зося была прелестна. Звезда ботанического сектора, богиня лунных цветов, Диана и Флора в одном лице. Русые волосы — как патина на серебре, темные глаза, тонкие брови. Я бы согласился быть лунной сенполией, только бы ты улыбалась при виде меня и заботилась обо мне… Впрочем, Сергею Островски и так грех было жаловаться. Среди биообъектов, не принадлежащих к царству растений, его явно отличали.
— Пан офицер хочет повеситься. — Он отшвырнул перчатки, рухнул в кресло, локти поставил на столик и лбом уперся в ладони. — Мешает пану офицеру одна лишь низкая гравитация.
Зося рассмеялась и ушла за стеллаж. Дверца отъехала в сторону, звякнуло стекло.
— Сказал бы «и прелесть шановной пани», но недолго мне осталось любоваться этой прелестью. Не сегодня-завтра меня попрут отсюда с жирным минусом в личном деле. И первым транспортом на Землю.
Скажем честно: пока я ничего не знаю. Ведь кроме Эрвина и Йозефа, есть еще начальственная Кэтрин и кроткая Аруна. Пока у меня нет оснований предпочесть кого-то одного. Никаких оснований.
— Что ты натворил? — Зося возникла вновь, неся две маленькие мензурки, заполненные коричневой жидкостью.
— Не справился с заданием. Эти деятели слишком умны для меня. Мне нужен один из них, и я не могу его выловить никаким законным способом.
— А незаконным? — Она схватывала на лету.
— Незаконным… тоже не могу. Я и так, и так прикидывал. Если бы у меня было четыре руки, и на всех «гекконы»… иначе получается не просто превышение полномочий, а уголовщина.
— Четыре руки? — Зося положила на столешницу свои белые ручки. Почти рядом с Сергеевыми.
— Зося! — решительно, с возмущением сказал Сергей. — Нет, я не могу даже просить тебя об этом.
— Так не проси, — коротко ответила она. — Просто расскажи, что мы будем делать.