— В подвале.
— В подвале, а что тебя так волнует?!
— Нет, ничего. Идем дальше. После дня рождения дядя внезапно уходит из дома. И не исключено, что при сем присутствовал кто-то. Кто-то из своих. Проводил хозяина и теперь молчит. — И Сергей рассказал о следах.
Рассказ на маму подействовал. Она допила кофе залпом, забыв про сливки, и сжала губы.
— Ты не предполагаешь, кто это мог быть?
— Нет. Нет. Проснулась я не рано, к окну не подходила.
— Шагов не слышала?
— Слышала. Кто-то ходил в ванную, она рядом со мной, потом спускался по лестнице, я подумала — Паша за дровами… Вот теперь мне кажется, что я слышала еще чьи-то шаги, как будто кто-то потом спустился за ним.
— Но если Эдуард ночевал в подвале, то, значит, это не он?
— Я не уверена даже, что это были шаги на лестнице. Кто же знал, что надо было прислушиваться. Может быть, Нина внизу ходила со своими лыжами. Теперь говори, к чему ты клонишь.
— Я думаю, Павел Георгиевич занимался чем-то опасным, — сказал Сергей. — Надеюсь, что это не криминал, а секретные исследования… хотя, если подумать, одно другого стоит. Я также думаю, что кто-то заинтересован в том, чтобы эти его занятия прервать. А кто-то из тех, кто сейчас будет есть пельмени и вареники, вошел в долю. При любом варианте дело очень нехорошее. Если ты что-то знаешь, скажи мне, пожалуйста.
Мама опустила глаза, пальцы ее крутили ложку из мягкого пластика, скатывая в трубочку.
— Если я тебе не скажу, ты будешь и дальше болтать об этом, пока не дойдет до Альки, — наконец сказала она. Сергей промолчал. — Ну ладно. Но это не должно пойти дальше.
— Мамочка, ты не представляешь, сколько страшных тайн хранится в этой голове.
Она не улыбнулась в ответ.
— У Паши болезнь Чена, вторая стадия. Нейродегенерация по типу Альцгеймера.
— Ч-что? В каком смысле?
Чего угодно он ожидал, но не этого.
— Мам, я не понимаю, как это — вторая стадия? Я же видел его записи, интервью «Науке-Пресс»! Говорил с ним по вифону! Абсолютно нормальный человек, речь, память, контакт с собеседником. Стихи читает…
Мама кивала в такт его аргументам.
— Да-а, стихи наизусть, печку топит и даже пишет обзорные статьи. Ты знаешь, что такое когнитивный протез?
— Эти штучки, которые склеротики носят на висках? Знаю, конечно. Кстати, память идеальная становится, лучше, чем у здоровых, хотел бы я в каждом деле иметь по такому свидетелю. Но ведь у дяди Паши их нет?
— Штучек на висках нет, — подтвердила мама, — а электродная сетка под скальпом есть. Обычно у пациентов бывают видны антенны — такие блестящие волоски, — но не в Пашкиной гриве. Управляющую часть ты видел в подвале. Когда процесс охватывает обширные зоны коры, штучками не обойтись. Ретрансляторы и точки доступа в доме на стенах и потолке, плюс несколько снаружи, во дворе. Пашин когнитивный протез — весь коттедж. Пока он дома, его мозг работает нормально.
Сергей потряс головой.
— Мам, еще раз, с начала, для альтернативно умных. Что с ним, зачем электроды, антенны?
Мама вздохнула и заговорила, глядя перед собой.
— Хорошо, сначала. Болезнь Чена — коннектопатия. Нервные клетки не погибают, но идет дегенерация синапсов, контактов между ними. Разрушаются связи между участками коры. Если не лечить, результат тот же: распад личности, превращение в человекообразный овощ. Но в отличие от многих других нейродегенеративных заболеваний, коннектопатии поддаются аппаратной коррекции. Если принимать сигналы от одних зон и перенаправлять их на другие, то мозг работает нормально.
— Так. А компьютер зачем?
— Сережка! — мама усмехнулась. — Ты думаешь, достаточно протянуть проволочки вместо нервных окончаний? Если повреждения обширные, выход по входу рассчитать не так просто, для пересчета паттернов активности нужны специальные программы, вычислительные мощности. Это сделали ребята из Питера, они публикуются помаленьку. Я читала — не совсем моя область, но высокий класс, безотносительно к тому, что это Лялькин муж. Нехорошо так говорить, а небось, ждут не дождутся, когда Паши не станет и можно будет раскрыть анонимность пациента. Знаменитый физик после страшного диагноза прожил полностью сохранным… Что? Что ты на меня так уставился?
— Ждут не дождутся?
Мама всплеснула руками.
— Это у тебя вместо башки полицейский компьютер, — перегнувшись через столик, она постучала Сергея пальцем по лбу. — Даже и не думай! Я с ними пересекалась. Они врачи. Сперва врачи, а потом уже грантодержатели.
— Хм-м…
— Ладно, вот тебе аргумент в твоем вкусе: ни один ученый не прервет уникальный эксперимент, потому что чем дольше он идет и благополучнее закончится, тем больше им славы. Возможно, их бы устроило, если бы Пашка умер от язвы, пневмонии, с лестницы бы упал — от чего-то совсем не связанного с мозгами. Но похищать его они бы не стали, даже если бы им понадобилась суперсрочная пиар-кампания. Результат будет такой, что пиар-кампания не получится.
— Какой будет результат?
— При выходе из поля немедленное ослабление рассудка, говоря по-простому. Может быть, не овощ, но младенец или… в общем, мало веселого. А с течением времени вероятны необратимые повреждения, которые уже нельзя скорректировать.
— Через какое время?
— Точно не скажу. Попробуй узнать, я при Ляльке не могу. Сама она, наверное, знает, но я боюсь ее спрашивать.
— М-да, вот тебе и ни фига себе, — Сергей машинально повторил Алькино выражение. — Я должен это обдумать… Погоди, еще вопрос: кто об этом знает? О болезни, о когнитивном протезе?
— Лялька знает. Я знаю — она мне позвонила сразу, как поставили диагноз. Вадим. Эд, естественно, — это его работа. Наташа Лебедева, наблюдающий врач, очень милая женщина, ты ее видел. Врачи, нейрофизиологи, нейрокомпьютерщики — участники проекта, но все они в Санкт-Петербурге. Двое Пашиных друзей, один, кстати, живет тут, в поселке. Больше никто, по идее, не знает. И не должен знать.
— Так. А в чем обвиняют Эдуарда?
— А ты как думаешь?! Паша не ушел бы из дома добровольно, Нинины сказочки про женщину — ерунда. Нет таких причин, которые могли бы его заставить. Значит, связь оборвалась. После чего этот гад просто взял его за руку и…
— И вывел из калитки, там дядю Пашу кто-то встретил и увез, а этот вернулся, — закончил Сергей.
Вот почему у всех собирали вифоны. Сообщник.
— Но прервать передачу мог кто угодно. Эти точки доступа даже я приметил, и большого ума тут не требуется, в Сети полно пошаговых инструкций… Или они как-то защищены?
— Насколько я знаю, нет. Только частота другая, чем у нормальных бытовых устройств, и мощность побольше, чтобы стены не глушили — ты видел, дом деревянный. Дело в другом. Если комп перестает принимать сигналы от мозга, он должен включить сигнал тревоги. В подвале и у Ляли на браслете — заметил, она его и сейчас не снимает? Незаметно выйти из зоны приема Паша не мог.
— А, так вот что за сигнализация! — Сергей стукнул себя по лбу. — Ретранслятор подвис, и сигнализация не сработала… Если она не сработала, тогда плохи дела Эдуарда. Но ты все равно думаешь, что он не виноват?
Никогда раньше мама на него так не смотрела, но этот взгляд был ему знаком. Так смотрят свидетели, когда расскажут все, в ожидании немедленного торжества справедливости.
— Я не знаю. Мне казалось, он Пашку по-своему любил. И потом…
— Что потом?
— Нет, я понимаю, это не аргумент, но представь себе — по сути, он пять лет занимался техническим обслуживанием его мозга. Нельзя же предать человека, который так от тебя зависит?.. Ну хорошо, я не разбираюсь в вашим детективных делах, сужу по книжкам. Но ведь в книжках самый подозрительный не бывает виноват? Не идиот же он?
— Не идиот. Но в жизни бывает по-разному. Например, он мог взять всю вину на себя, а кто-то ему что-то за это обещал…
Кто-то. Сестра, родной сын, дочка жены, ее муж… Милая картина. Теперь понятно, почему доктор Наташа после беседы со следователем вышла такая злая.
— А тетя Ляля? Она подозревает кого-нибудь?
— Она думает, что это Нина. Знаешь, одинокие женщины, которые ни от кого не зависят и всего добились сами… Мне кажется, она завидовала младшему брату. Ну не то чтобы завидовала, но считала, что ему повезло не по заслугам.