— Чего надо? — ответили из-за двери.
— Добрый день! Я из департамента социальной защиты. (У Сергея была визитка, практически неотличимая от настоящей.) Могу я видеть Стивена Грейвза?
— Он здесь больше не живет!
— О, как же так? Мне дали этот адрес!.. Послушайте, он ваш родственник? Я по вопросу выплат… Можно мне зайти?
Дверь приоткрылась, выглянула полная молодая женщина. Морщась и хмурясь, оглядела Сергея и его визитку. В квартире был на полную громкость включен телевизор: судя по веселенькой музыке и нечеловеческим воплям — несертифицированный круглосуточный детский канал. Женщина освободила ему проход и махнула рукой вперед по коридору. Кондиционера в квартире тоже не было, и судя по запаху, смыв в туалете работал неважно. А в остальном жилье как жилье. Разноцветные плакаты на стенах, пол покрыт краской под дерево, и там, где она вытерлась, по маршруту «комнаты — ванная — кухня», просвечивает бетон.
— Паааааап!
Кажется, Стив был похож на отца не больше, чем Гарри Поттер на мистера Дурсля. То ли мастерство медгенетиков было велико, то ли имелись и естественные причины.
— Здравствуйте, я из департамента социальной защиты. Стивен Грейвз — ваш сын?
— Ну. (Или какой-то похожий звук, теоретически — подтверждение.)
— Он принадлежит к числу лиц с модифицированной внешностью?
— Я не понял.
— Папа, да! — крикнул женский голос, перекрывая мультяшную возню. — Он имеет в виду, что Стив…
— Иди и сама говори! — огрызнулся отец. — Да, он из этих. И что?
— Согласно новому постановлению управляющего совета, лицам этой категории начисляются выплаты, как компенсация ущерба от действий мошенников, с возможностью потратить эти деньги на обучение и улучшение условий проживания. Однако выплаты предоставляются лишь тем, чей ежемесячный доход не соответствует второму уровню социального благополучия. Вы могли бы сказать, какая сумма приходится ежемесячно в вашей семье на одного человека?
— А он тут причем? Он совершеннолетний, сам зарабатывает. В кафе на заправке с подносами бегает.
— Приблизительно сколько он зарабатывает?
— Не знаю сколько и знать не хочу. Со мной не делится. Компенсация ущерба… мне кто бы выплатил компенсацию ущерба! Его мать была идиоткой, ничего не смыслила в жизни…
— Папа, прекрати!
— Сама заткнись! Вместо сына родила мне гарепотера. «Эй, Грейвз, а на кого похож твой сын?» — мне кто-нибудь за это заплатит, объясни, если ты такой умный?
— Это важный вопрос, думаю, его стоит обсудить…
— Вот когда обсудите, тогда и зайдешь. Это все?
— Прошу прощения, нет. Стивен Грейвз живет здесь, с вами?
— Нет, — злорадно сказал мистер Грейвз. — Всегда болтал про то, как мы ему осточертели и как он мечтает от нас съехать. А куда он съедет — друзей у него нет, чтобы вместе снимать, шлюшка его сама живет с родителями и не работает, в очереди стоит. Орал, что наймется в мясной инкубатор!
— Простите?
— Да пожалуйста! Лучше, говорит, работать с китайцами и спать в капсуле, чем с нами жить. Я ему за это и врезал как следует.
При упоминании капсул Сергей сообразил, о чем речь. Всякому человеку нужно на кого-то глядеть сверху вниз, а социальные лифты работают даже там, где бездействуют обычные. Этажом ниже Аллеи Славы располагались заводы сетевых ресторанов быстрого питания «Доктор Спринг». Дружественные к природе и особо полезные для здоровья гамбургеры, выращенные в биореакторах, считались едой для невзыскательных потребителей (тем не менее каждый горожанин хоть раз да попробовал их). Это же касалось и трудоустройства: на заводах «Доктора Спринга» работали в основном иммигранты, легальные и, вероятно, нелегальные. Санитарные нормы и социальные гарантии там соблюдались, по крайней мере, нарушений пока никто не выявил, да уж очень рационально-экономичной была система эксплуатации труда. Если можешь сэкономить на рабочем цент, не вступая в конфронтацию с законами, — вперед.
— Но он все-таки туда нанялся?
— Не знаю, куда он нанялся! Мне не доложился! Новый адрес свой назвал: где-то на Двадцать второй, я не записал. Надо ему будет — сам объявится. Всё?
Солнце все еще стояло высоко, дырчатая тень липовой кроны не дотягивалась до входной двери. Дом 115 по Двадцать второй был таким же, как дома справа, слева и напротив: темно-красный кирпич, пять жилых этажей над гаражами и магазином, три подъезда. Здесь жили студенты и «молодые трудоустроенные профессионалы», не имеющие богатых родителей. Сергей набрал «десять» на пульте — хозяин был дома, если верить зеленому огоньку. Вызов. Сигнал, еще сигнал. Никакого ответа.
Странно. Знаю я, как в этих многоквартирных домах орет вызов. Даже если ты пьян как скунс — очнешься хотя бы настолько, чтобы отключить это бзз-бзз-бзз… Ага, вот именно это!
Сергей поднял голову. Жужжание вызова доносилось сверху, из приоткрытого окна на третьем этаже. Приоткрытое окно в середине дня, когда все нормальные люди окна закрывают и включают климат-системы. Даже отсюда звук сигнала въедался в уши, гудение кондиционеров и шум Рочестер-стрит его не заглушали. Двадцать вторая была пуста. Ни человеческого голоса, ни музыки из окна. Только настырное бзыканье над головой, и давящая жара, словно бархатную портьеру накинули тебе на голову…
Почти забытое ощущение. Не то чтобы тошнота, а так, секундный ступор, неподобающий стражу закона и порядка, и потом ясное понимание: опять оно. Вольным частным детективам не полагается напарников и подчиненных, которым можно ненавязчиво уступить удачу. Остается покончить с этим как можно быстрее.
Нажав сброс вызова, Сергей несколько секунд постоял неподвижно, потом повернулся к машине. Там он оставил, помимо рюкзачка с оборудованием, перчатки и тапочки с «гекконами». По правилам, следовало обращаться в службу безопасности здания, начать обычную процедуру… Но хозяин — дома. И говорят, что обычно он всегда отвечает на звонки.
Ворота гаражей оказались антилипкими, пришлось цепляться за узкий простенок между ними. Вдобавок жилые этажи слегка нависали над нижним и были окаймлены карнизом: вора квалификацией пониже, не умеющего лазить по отрицательной кривизне, это могло бы остановить. Выше пошли антенны и радужные цветочки солнечных батареек. Где те пожарные лестницы старых добрых многоэтажных домов, сыгравшие в стольких гангстерских фильмах…
— Эй, что вы делаете? Немедленно спускайтесь!
А какая пустая была улица только что.
— Моему другу плохо, он не может подойти к двери! — крикнул Сергей в ответ. До окна оставалось два рывка вверх.
— Я вызываю полицию!
— Хорошо!
То есть хреново. Явно и окончательно хреново. Сергей как раз повернул оконную раму и с первого же вдоха понял: лез не напрасно. Окно открылось шире, ветерок потащил по паркету комочки пыли, скомканную салфетку, клок волос.
Это была спальня, и в спальне был труп. Сюрприз состоял в том, что это не был Дэниэл Рэдклифф… тьфу! Это не был ни Стивен Грейвз, ни Стенли Купер, и никто из их братиков. Совершенно незнакомый человек, русоволосый, плотного телосложения, умерший от удушения тонкой черной веревкой, в рубахе с короткими рукавами и без штанов. Правда, судя по некоторым предметам, валяющимся на полу, мог посещать тот же клуб. Если предметы принадлежали ему. И убийство, что окончательно ясно со второго взгляда, — на сексуальной почве.
Первым делом Сергей снял рюкзак и выпустил своих флайботов. Они только посмотрят и поснимают, от полиции не убудет. И пока они строились по порядку, — как честный гражданин, набрал на вифоне код полиции, номер своей лицензии, адрес дома и код убийства. Затем поменял перчатки — «гекконы» в карман, пластик на руки. В спальне он пробыл недолго: оставил сцену преступления летучим друзьям и прошел в гостиную, она же кухня и столовая.
Не было похоже, что жилец вселился сегодня утром и урвал максимум пару часов перед тем, как убить гостя. Тонкая рубашка на спинке стула — с характерными складками на рукавах под локтями, надеванная. Раскрытый двустворчатый планшет-читалка, рядом на столешнице пересекающиеся кольца — следы от стакана. Сергей открыл холодильник. Три контейнера с таймерами на крышках, все показывают разное время годности. Коробка из-под большой пиццы, в ней два куска. В этой квартире живут давно. Значит, есть второй жилец, — может быть, тот самый удавленник? Но спальня одна, и, прямо скажем, на двоих тут ничего не рассчитано. Разве что на очень бедных или находящихся в очень интимной связи.