Квай-Гон хотел было спросить, может ли он встретиться наконец с финансистом, но губернатор его опередил.
— И самое страшное, что вместе с нашими несчастными гражданами могли убить и моего… нашего драгоценного эксперта. Я не видел его уже… дня четыре? Больше? Это же ужасно — убить его, и вряд ли после этого какая-нибудь кредитная организация пришлет кого-нибудь еще. Им всё будет ясно. Я потратил на него столько де… сил и времени. Обаятельное, беззащитное, доверчивое создание!
Обаятельных финансистов разных рас Квай-Гон за свою жизнь видел немало, но насчет беззащитности и доверчивости сомневался. Как правило, это были такие матерые коло, что после общения с ними несколько дней отходил даже магистр Йода, которого мало что могло вывести из полублаженного состояния. Но решение он уже принял.
— Мне нужно увидеть место, где это случилось.
Губернатор поспешил к датакрону. Квай-Гон тоже подошел к столу, мимоходом посмотрев на Оби-Вана. Тот был явно вымотан, но глаза его горели любопытством.
— Я не уверен, остались ли там трупы, — пробормотал губернатор. — Но в тюрьме есть охрана. Какое несчастье, теперь ремонтировать еще и тюрьму.
— А где охрана была ночью?
Такой простой вопрос вызвал у губернатора приступ удивления.
— Как — где? Дома, спали. Мы соблюдаем закон Республики о наемном труде, мы не хатты. Вот здесь, — он указал на карту, — нашли несчастную Ченыл. Ужасная смерть. Она говорила, что ее так любили все в городе за ум и за то, что она несла всем просвещение и свет. Ее убили в рощице, где она предавалась слиянию с природой. А здесь городская тюрьма. Одни расходы. Так что насчет комнат? Где вы спали этой ночью?
— Вообще не спали, — ответил Квай-Гон. — Не пришлось.
— Так остановитесь у меня!
У Оби-Вана сделалось такое несчастное лицо, будто его немедленно собрались сослать в Агрокорпус. Сам Квай-Гон тоже не горел желанием спать в комнатах, где в любой момент могло что-то рухнуть на голову. Он даже подумал, что пропавшего финансиста могло прибить куском стены, но благоразумно оставил это предположение при себе.
— Мы найдем где-нибудь комнату. Конечно, с ними сейчас будет проблема, но, думаю, мы что-нибудь придумаем.
— Проблема? — губернатор наклонил голову. — Ну, не сказать, чтобы в городе было много постоялых мест, но…
— Но все жители из сельской местности сейчас в городе. Просто взгляните, что творится на улицах.
Губернатор резво побежал к окну, но на полпути передумал.
— Всё равно я ничего не могу, — объявил он. — До тех пор пока вы не найдете, то есть, я хотел сказать, не притащите сюда этих двух мерзавцев.
— Единственное, что я обещаю — объективность и беспристрастность, — сказал Квай-Гон. — Ваши выводы насчет виновников могут оказаться неверными…
Губернатор так замахал руками, что было неясно — то ли он протестует, то ли от возмущения приказал сию минуту проваливать.
Когда Квай-Гон закрыл за собой дверь, в кабинете что-то с грохотом упало: всё-таки не выдержал потолок.
— Мы будем искать тех, кто это сделал, учитель? — полюбопытствовал Оби-Ван. — Это и в самом деле фалнауты? А мы сейчас поедем в тюрьму?
О еде он даже не заикался, что свидетельствовало о крайней заинтересованности в том, чтобы оказаться к событиям как можно ближе. Нут предупреждал, что падавана стоило бы привязать, только вот привязывать надо было еще вчера. Сейчас момент был уже упущен.
— Больше никакой самодеятельности. Почти уверен, что Нут ни при чем, но взлом тюрьмы и исчезновение эксперта по кредитам мне не нравится.
— Это политика, учитель?
Оби-Ван поскучнел. По возрасту политические игры ему были неинтересны, по положению в Ордене — деваться было некуда. Квай-Гон решил не снижать ему мотивацию.
— Сейчас мы поедем в тюрьму.
На площади, как ни странно, было тихо. Между спидеров ходил вчерашний провокатор-фалнаут с плакатом: «Не допустим снижения пособий!», за ним с унылыми лицами таскались несколько человек и фалнаутов. Трибунки не было — ее успели утащить.
Улицы тоже опустели. Из окон периодически выглядывали перепуганные женщины и дети, где были мужчины, вопросов не возникало — на стенах были наспех намалеваны призывы о всеобщей мобилизации на строительство заграждения вокруг столицы. Жители Венисиолы не нуждались в твердой губернаторской руке — если им было очень надо, они организовывались самостоятельно, забывая о постоянных выяснениях отношений. Квай-Гон вспомнил разговор про страх и поведение людей и собрался было к нему вернуться, но передумал — Оби-Ван настолько устал, что вряд ли был способен хоть что-то усвоить.
Тюрьма находилась на окраине города. Когда-то, в давние времена, она, скорее всего, тюрьмой не являлась — белое здание с куполом очень походило на резиденцию губернатора, но было гораздо меньше размером и одноэтажным. О том, что это тюрьма, говорили два признака: окна, забранные толстыми решетками, и выцветшая надпись: «Государственная тюрьма Венисиолы». Дверь в тюрьму была приглашающе приоткрыта.
С удивлением рассмотрев замок, Квай-Гон убедился, что его никто не вскрывал. Более того, замок заржавел до такой степени, что стало ясно — им никто не пользовался уже лет пятьдесят.
Несмотря на постоянные намеки Нута, что губернатор не прочь пересажать половину населения планеты, тюрьма пустовала, и в ней стоял удушливый запах крови. В камерах, которых было немного — семь с одной стороны темного большого зала и семь с другой — никто не сидел, не стоял, не лежал и вообще не присутствовал. Посреди зала стоял стул, на котором спал тощий фалнаут в синей униформе. Присмотревшись к нему получше, Квай-Гон узнал того самого крикуна, который ломился в дверь губернатора часом раньше, и бесцеремонно его растолкал.
— А, — сказал фалнаут, проморгавшись. — Ну, пойдем, — он встал, позвенел ключами и направился к камере.
Оби-Ван с готовностью рванулся было за ним, но Квай-Гон успел придержать его за плечо.
— На сколько вас? — обернувшись, осведомился фалнаут. — У нас по закону вообще-то джедаев сажать не положено, но приказ есть приказ.
Практика самостоятельного прибытия арестантов в тюрьму была необычной, но, очевидно, работала.
— Покажите нам камеру, в которой убили журналиста.
— Вы туда хотите сесть? — удивился фалнаут. — Так там же дверь сломана, туда нельзя! — но он пожал плечами и поплелся к самой крайней камере, подошел к открытой двери, зачем-то несколько раз подергал ее и вздохнул: — Нет, сюда не получится.
— Почему вы не закрываете дверь тюрьмы? — спросил Квай-Гон.
— А зачем? — искренне изумился фалнаут. — Что здесь красть-то?
Тело журналиста уже увезли, а камеру прибрали. Потеки крови кое-как смыли, но на полу до сих пор были мутные лужи. Квай-Гон, отодвинув фалнаута в сторону, осмотрел дверь — кто-то выворотил замок металлическим прутом, валявшимся тут же, в луже, и, вероятно, тем же прутом забил до смерти журналиста.
Оби-Ван не подходил близко, только настороженно наблюдал за фалнаутом, в любую минуту готовый вступить в бой.
— Кто его нашел?
— Я и нашел, — развел руками тюремщик. — Пришел с утра, еды принес, а тут такое.
Он был немногословен, а быть может, не настроен на откровенность. Ну или он уже столько раз успел рассказать о своих впечатлениях, что ему просто-напросто надоело.
— И? — поторопил его Квай-Гон. — В каком он был виде?
— О-о, — застонал фалнаут, оживляясь. — Ну, половина в камере, половина снаружи. И кровищи кругом. И кишки тоже кругом.
— В каком смысле — половина?
— В прямом, — сочувственно посмотрел на Квай-Гона фалнаут. «Почему в джедаи берут таких идиотов?» — читалось на его лице. — Если я говорю — половина, значит, половина.
Кто-то разрубил журналиста пополам, а так как снимать видео больше было некому, то и от места происшествия ничего не осталось.
— Кроме этой камеры что-то еще сломали?
— Комнату отдыха для охраны, — пожаловался фалнаут. — Там вообще все разнесли. Тоже хотите посмотреть? А это интересно. Я в тюрьме экскурсии еще не водил.