Что-то преградило мне путь. Лишь через некоторое время я понял, что это дверь коридора, ведущего к камерам. Уже решив взорвать ее гранатой, я вспомнил, что при этом могу погибнуть сам.
Я рвался прочь, я должен был сбежать отсюда. Лазером я срезал замок, и дверь распахнулась. По другую сторону появился горящий охранник. Он потянулся за оружием, но я успел выстрелить первым.
Впереди появилась еще одна запертая дверь. Сжечь ее к чертовой матери, как первую? Но дверь уже горела. Может, это выход? Я должен выбраться отсюда! Я пустил луч лазера в замок.
- Эй, ты что, спятил... Господи, да это же парень, который был с нами!
- Какая разница - он взломал дверь!
Они приближались, и я уже прицелился...
Удар пришелся мне в затылок, и я упал, вопя от боли во всем обожженном теле. Почему боль не утихает? Смутно я понимал, что до сих пор нахожусь в сознании, но прогнал эту мысль, измученный болью. Боль была слишком сильна. Почему она до сих пор не убила меня? До меня доносились слова, смысл которых я едва понимал.
- Он спалил охранника! Отобрал у него лазер и гранаты и вырвался оттуда!
- Тогда чего же мы ждем?
- Возьми ключи, пиротехник!
- Смотри, здесь кругом мертвые охранники! Давай сматываться, пока не поздно!
- Это же Ларсон! Господи, что они с ним сделали?
Мне было все равно. Боль лишила меня последних сил, и при этом не стихала, не покидала меня. Я дергался, извивался, напрягая все мускулы. Я не мог потерять сознание, но мог заснуть. И видеть сны.
Во сне меня преследовал огонь.
Я проснулся среди ночи, окруженный приятной прохладой. Ноги, руки, все мое тело казалось сплошной раной, но оно было целым и холодным.
Чьи-то руки подняли меня и понесли, вскоре передав другим рукам. За моей спиной слышалась стрельба. Меня бережно положили на необыкновенно приятную холодную поверхность металлической скамьи грузовика.
10
- Я сказал, положи его на место! Не смей трогать!
- Эй, полегче.
- У него снова начнутся судороги.
Меня обступили голоса, силуэты людей - слишком смутные и неопределенные. Вторым ощущением была боль от ссадин и синяков и усталость. Мускулы превратились в тугие, саднящие узлы.
- Смотри, у него шевелятся веки. Кажется, он просыпается.
- Отлично. Может, наконец-то его удастся расспросить, - отозвался кто-то с режущим слух акцентом.
Разговор шел обо мне. К губам прижался край стакана с водой, и я машинально глотнул. Первый глоток пробудил жажду, и я торопливо допил весь стакан.
- Пока хватит, - заявил тот, что говорил с акцентом. Рука в белом отняла у меня стакан. - Ты можешь говорить?
- Да.
- Вот и хорошо. Но не напрягайся.
- Что со мной?
Поверх руки из воздуха материализовалось лицо, коричневые и зеленые пятна мундиров, странные фигуры. Переминаясь с ноги на ногу, они обступили первое из лиц и смотрели на меня. На лице, нависшем надо мной, появилась улыбка.
- Этот вопрос я хотел задать тебе. Похоже, наши приятели-гардианы хотели выпотрошить тебе мозги?
- Да, так оно и было. Они заставили меня видеть пламя, заставили считать, что я пылаю - так, что я до крови искусал губы, лишь бы не умолять их потушить этот пожар, избавить меня от дыма и вони...
Точный и хлесткий удар пришелся мне по щеке.
- Прекрати! Не вспоминай об этом! Это действие имплантата. Он уже рассосался, но память о нем еще осталась. Ты не сможешь выжить, помня о том, что случилось.
Игла впилась мне в руку.
- Это транквилизатор. Он поможет тебе расслабиться.
Я прерывисто и глубоко вдохнул, кивнул и вновь погрузился в приятную прохладу.
- Если ты хочешь расквитаться с ними, прежде отдохни. - Стакан с водой вновь прижался к моим губам, и я попытался поднять руку, чтобы взять его. Но рука не поднялась, прижатая к ложу ремнем. - Расслабься, отдохни. Ты заслужил этот отдых. Потом я объясню тебе, как забыть о случившемся.
После долгого сна я проснулся со зверским аппетитом. На Новой Финляндии был уже полдень, судя по яркому свету, льющемуся в комнату сквозь широкое окно. В комнате преобладали белые, солнечно-золотистые или нежно-зеленые тона, успокаивающие и неяркие. Я лежал в постели и размышлял.
Мысли мои вертелись вокруг двух предметов: думать о первом из них было приятно, а о втором - мучительно. Ответственность за судьбу пяти тысяч солдат тяжелым грузом лежала у меня на плечах. Теперь солдаты были уже на месте и могли действовать самостоятельно, а мне предстояло отойти на второй план войны и избавиться от беспокойства.
И тем не менее во всем происходящем было что-то не так. Содеянное мной представляло собой палку о двух острых концах, то и дело всплывающих передо мной.
Вчера я убил самое меньшее десять человек. Где-то осталось десять семей, ждущих сообщения, письма, гостя в мундире, который скажет им, что их сын или брат погиб от руки чужака.
Я наконец-то понял, чем плохо быть военным.
Вместе со скрипом двери в комнату вплыли запахи горячего кофе, оладий, сосисок. Появился врач, который осматривал меня прежде.
- Среди твоих друзей было несколько человек с твоей планеты. Они приготовили завтрак, который, как они сказали, тебе понравится. На мой взгляд, он тяжеловат.
Завтрак действительно был обильным, но как раз соответствовал моим аппетитам.
Я умял его без остатка. Казалось, прошло несколько месяцев с тех пор, как я ел в последний раз, и желудок стремился наверстать упущенное. Наконец я проглотил последнюю сосиску и улегся в постели с кружкой самого лучшего кофе во вселенной.
- Ну, теперь хорошо?
- Великолепно.
- Вот и славно. А сейчас возьми себя в руки: то, что я сделаю, испугает тебя. Попробуй подготовиться к этому испугу заранее. - Врач вытащил из кармана зажигалку - изящную, довольно тяжелую вещицу цвета потемневшего серебра. Врач шевельнул большим пальцем, и зажигалка выплюнула язычок пламени.
Огонь! Я смотрел на него как зачарованный. Желтоватый язычок покраснел, словно налился кровью, и стал расти. Вырвавшись из крохотной зажигалки, пламя лизнуло потолок, перекинулось на простыни, коснулось моих ног, дошло до рук, оставляя за собой черный след...
Из транса меня вывела пощечина. Щека сразу же заныла, а пламя на постели исчезло, как и огонек из зажигалки.