Вдруг я осознал, что сам не горю — пламя бушует снаружи, не касаясь меня.
Собравшись с силами, я встал и отряхнулся.
Крабновски вернулся к машине, скинув с дороги тлеющие ветки. Боб спокойно проговорил что-то в микрофон и отложил его. Джоан сняла «Железную деву» и потрясла головой, часто моргая, а затем положила ее на колени и потерла глаза.
Краб отдал Голди гранатомет. Она приняла оружие, уложила его в машину и развернула на место пулемет, а Краб тем временем запустил двигатель. Мы двинулись дальше.
Две минуты спустя Голди и Боб заспорили, можно ли считать законченным слово «дезориент». Позади нас в чистое небо поднимался мертвенно-черный столб дыма.
Мы разбили лагерь в шестидесяти километрах от места, где был сбит самолет. Остаток дня прошел без каких-либо происшествий.
Ночь выдалась морозной, темной и на редкость тихой. Наступила моя вахта. Я уселся в машине, завернувшись в одеяло, и задумался.
По какой-то странной причине впервые за время этой войны я почувствовал себя в безопасности. Здесь, сейчас, опасность была очевидной, явной, видимой издалека, как линия горизонта на обширной равнине. В любую минуту мог появиться человек или машина и попытаться убить меня. И если противнику повезет, я погибну. Только и всего. Тут были ни к чему какие-либо тонкости, ничего не зависело от планов и сложной игры обеих сторон, от тактики, стратегии и мучительных размышлений о том, кому и насколько следует доверять.
Все, что мне требовалось, — осторожность, а привыкшие к изощренному умственному труду участки моего мозга могли наконец-то передохнуть.
Внезапно я понял квартет, вместе с которым путешествовал, его спокойствие и уверенность во время стрельбы сегодня днем.
Бывает время, когда борьба до крайности упрощается и выбор приходится делать между выживанием и смертью. Этот выбор человек делает элементарно и машинально. Даже самоубийца осторожно переходит улицу к зданию, с крыши которого собирается спрыгнуть.
Сделай правильный выбор, выбери верный путь — и уцелеешь. В противном случае — умрешь.
Уложив винтовку на колени, я спокойно вгляделся в холодную ночь.
Два дня спустя опасность вновь приняла изощренную форму.
Мы катились по той же дороге, радуясь солнечному дню, но не забывая об осторожности, когда Краб вдруг свернул в сторону и нырнул в кусты.
— Что та… — начал я, но Краб оборвал меня резким жестом.
Я замолчал, и тут же в тишине отчетливо послышался шум электромотора еще одной машины, приближающейся по дороге.
Выразительными жестами руки Краб расставил Джоан, Боба, Голди и меня позади прикрытия. Затем он пересек отделяющие нас от дороги двадцать метров и лучом лазерной винтовки перерезал ствол ближайшего дерева. Дерево с громким треском повалилось и перегородило дорогу.
Краб торопливо вернулся на свое место за кустами, рядом со мной.
Ждать пришлось недолго. Секунд через пятнадцать у нас появилась компания. На дорогу из-за поворота вывернула машина — близнец нашей, отбитой у гардианов. Оба ее пассажира слышали звук падения дерева и держали оружие наготове.
Они остановили машину в нескольких метрах от поваленного дерева и осторожно вышли из нее, внимательно осматриваясь.
Отойти от машины им так и не удалось — я прикончил обоих выстрелами в грудь. Оба гардиана дернулись и затихли на земле. Я выстрелил не думая и потому попал, но уже минуту спустя меня затошнило.
Мы выбрались из-за кустов, гадая, не следуют ли за убитыми гардианами их товарищи.
— Отличная стрельба, командир, — похвалил Краб.
— Еще бы! — вяло отозвался я.
— Боб, передай следующее сообщение, — приказал Краб и взвалил на плечо винтовку.
Вскоре мы продолжили отсчитывать мили дороги — уже на двух машинах.
Мы слишком продвинулись вперед, и в этом не было ничего хорошего. Нет смысла сообщать о том, что участок дороги чист, а затем оставлять его без наблюдения чуть ли не на двое суток. Помня об этом, Краб решил сделать привал пораньше.
Мы разбили лагерь у вершины округлого холма, возвышающегося над широкой долиной. Здесь мы имели возможность не только полюбоваться живописным видом, но и заметить приближающегося противника еще издалека. Местом для ночлега мы выбрали глубокую выемку близ вершины холма, в которую не добирался ветер.
Нет ничего лучше, чем по-настоящему согреться в холодную ночь. Мы, все пятеро, сбились у костра и увлеклись едой. Шла вахта Голди; она ела, положив на колени лазерную винтовку. «Железная дева» должна была истошными сигналами предупредить нас, если кто-нибудь потревожит ее идиотские мозги. Под ее защитой мы были почти в безопасности.
Боб расправился с едой и направился к машине гардианов, отвоеванной нами раньше этим же днем. Вскоре он вернулся с объемистым холщовым мешком и с глухим стуком опустил его на землю.
Краб выжидательно уставился на него.
— Ну и что?
Боб присел на корточки и завозился с тесемками, стягивающими отверстие мешка.
— Это почта.
Голди внезапно заинтересовалась и стала помогать ему. Джоан вздохнула в изнеможении, словно воспитатель детского сада, подопечные которого назло перемазались красками.
— Командир, я так надеялась, что, по крайней мере, ваше присутствие сдержит этих двоих. Скажите, возможно ли вообще позорное увольнение за подобные поступки?
Я усмехнулся:
— Не имею ни малейшего представления, но звучит заманчиво.
Боб возразил с видом оскорбленного достоинства:
— Мы не грабители и не мародеры. Мы ведем разведку, верно? А здесь нам попался целый мешок сведений.
— И потом, нам хватит топлива для костра на всю оставшуюся ночь, — добавила Голди.
— Не можем же мы позволить себе сжигать улики! — возмутился Боб.
— Эй, командир, — обратилась ко мне Голди, — если мы найдем чеки или деньги, можно конфисковать их в нашу пользу?
— Великолепная мысль, Голди, — рассеянно подтвердил Боб. — А потом нам останется только отправиться в первый банк Новой Финляндии и предъявить чек гардианов. Вот увидишь, там будут рады оттяпать нам головы и вышвырнуть их за дверь.
— Похоже, ты прав. А что там еще?
— Почти ничего, — пробормотал Боб, просматривая письма. — Какая скучища! Черт, что за тупые типы эти гардианы!
Краба вдруг осенило:
— Послушай, а посылок там нет?
— Сейчас посмотрим, — отозвался я и выудил из мешка тщательно упакованную прямоугольную коробку. Я вскрыл ее ножом. — Прямо золотая жила! Шоколад, сигареты, печенье…
Боб и Голди сразу же бросили письма и принялись азартно рыться в мешке, отыскивая посылки. Через несколько минут их обоих окружали груды коробок с едой, дешевыми, излюбленными у солдат сигаретами, коллекция порнографического хлама, отпечатанного на тонкой бумаге. «Прилагается специально для космических полетов, чтобы помочь скоротать и сэкономить время», как было указано на упаковке. Боб решил, что и впрямь напал на золотую жилу, и с утроенным рвением продолжил поиски.
— Смотрите, а вот кое-что любопытное.
— Что ты нашел. Боб? — поинтересовался Краб.
— Сумка с донесениями или чем-то вроде этого. Здесь указано: «Сверхсекретно».
— Будь осторожен, Бобби — может, пакет заминирован, — предупредила Голди.
— Минутку… — Боб достал фонарик и открыл карманный нож. — Если они решили, что я с этим не справлюсь… — Он поковырялся в замке сумки, держа фонарик во рту. После нескольких попыток Боб слегка повернул влево острие ножа, и сумка открылась со звонким щелчком.
Боб изобразил улыбку, насколько это было возможно с фонариком во рту, и принялся разбирать бумаги, вытащенные из сумки.
Первые несколько листов он перевернул, почти не читая, а затем приостановился, вернулся к началу и начал читать их медленно и задумчиво. Я видел, как постепенно бледнеет его лицо. Наконец Боб отложил бумаги, с трудом глотнул и заговорил — негромко, но таким тоном, что все мы застыли на своих местах.
— Проклятье! Нам крышка. Командир, капрал Крабновски, по-моему, надо послать ко всем чертям график выхода на связь и связаться со штабом немедленно.