Идоменей протянул килик с вином бывшему рабу:
– Выпей ещё вина, Нисифор, тебе нужно прийти в себя.
Когда лицо управляющего приняло обычное выражения, а слёзы высохли, Идоменей спросил его:
– Внимательно ли ты прочёл этот документ, Нисифор? В нем написано, что ты обязан ещё пять лет служить мне за жалование и только после истечения пятилетнего срока, ты сможешь распоряжаться своей жизнь, как тебе будет угодно.
– Я прочёл это, мой господин, и готов быть вашим управляющим столько времени, сколько вы сочтёте необходимым, – с чувством произнёс Нисифор.
Только ближе к вечеру Идоменей, наконец вступил на женскую половину. Федра истомлённая ожиданием встретила мужа нерадостно. Едва взглянув на него и отвела взгляд, так ей обличие супруга не понравилось. Он похудел, лицо его было тёмным от загара, как у рабов, работающих в поле. Когда Идоменей приблизился к ней чтобы поцеловать, Федра увидела, что седых волос у него тоже прибавилось. Она была несколько обескуражена этим открытием, раньше ей казалось, что стареет только она.
– Всё ли хорошо с тобой, Федра? – спросил Идоменей, немного удивлённый столь холодным приёмом.
– Слава богам, всё в порядке. Как ты мой супруг? Здоров ли? Надолго ли приехал?
– Всего на несколько дней. Апатурион подходит к концу, вот-вот начнутся шторма, а мне ещё нужно добраться до Ольвии, – быстро проговорил он, понимая, что Федре не нравится, что он почти не бывает в поместье.
– Что ж…, – Федра не закончила фразы.
Она опустилась в своё кресло, а Идоменей остался стоять. В комнате повисло неловкое молчание. «Чужие, совсем чужие…», – мелькнуло в её голове.
– Гектор в Прекрасной Гавани готовит повозки к отправке в поместье. Завтра привезут сундуки, в них ты много найдёшь для себя…
«Зачем мне твои сундуки!», – чуть не закричала Федра, но вслух произнесла:
– Спасибо, что не забываешь обо мне, Идоменей.
Идоменей, чтобы немного разрядить обстановку сообщил:
– Сегодня я дал свободу Нисифору.
– Рада за него, – ответила Федра.
– Он останется у нас ещё на пять лет, за это время нужно подготовить нового управляющего.
– Есть ли кто у тебя на примете?
– Пока нет.
– Может быть Зел?
– Нет, только не Зел, – покачал головой Идоменей, – он совершенно не годится на эту роль.
– Идоменей! – наконец, Федра решилась высказать всё, что накопилось у неё на душе, – Отчего ты стал так равнодушен к жизни в поместье? Неужели ты не понимаешь, что никакие распрекрасные управляющие не заменят хозяйской руки. Когда-то ты собирался поселиться в Тритейлионе, но с годами ты всё меньше проводишь времени в поместье, и я боюсь, что без твоего пригляда всё здесь рано или поздно придёт в упадок. Неужели тебе не жаль труда, времени и денег, что ты вложил в этот, когда-то пустынный, холм?
– Ты ошибаешься, Федра, мои планы не изменились. Я всё также мечтаю о спокойной старости в поместье. Изменились планы у моих… у наших сыновей. Я хочу помочь им крепко встать на ноги, прежде чем отойду от дел. К весне каждый из них получит от меня по новому кораблю…
– Наши сыновья! – гневно перебила его Федра, – Ты обещал, что после завершения образования они вернутся в Таврику!
– Не моя вина, что они решили обосноваться в Афинах…
– Это твоя вина! – снова перебила его Федра, – Если бы ты не отправил их туда, они бы не знали…, – она всхлипнула, – … они бы не стали искать счастья на чужбине, а довольствовались жизнью на родине.
– Никогда я не понимал и не пойму людей, которые довольствуются малым. Которые не хотят, не стремятся узнать другой жизни и если бы мои сыновья были такими, то для меня это стало бы самым большим огорчением.
Он ушёл, а Федра осталась сидеть ошеломлённая, раздавленная этой отповедью. Вошла Галена и ничего не сказав своей госпоже принялась зажигать лампионы. Тёмные тени заплясали на стенах, комната озарилась неярким жёлтым светом.
– Моя матушка умирала…
Эти мрачные слова прозвучали так неожиданно, что служанка вздрогнула и с тревогой посмотрела на Федру.
– Когда она умирала, возле её смертного одра была я, мой отец, мой брат и его жена, – немного помолчав Федра продолжила, – я держала своего брата за руку, когда он отходил в иной мир… отец…я просидела у его постели всё время с того дня, когда он слёг… все они умирали в окружении родных лиц…
– Госпожа…
– Мой супруг лишил меня даже этого… я умру в одиночестве…среди чужих… лишь рабыни и служанки будут оплакивать мою горькую кончину…