Но и это не конец предложения, с которым мы к вам подъезжаем. А вот и конец. Зимой вам здесь трудно жить — дрова запаси, еду сготовь. Да и возраст. Так вот, осенью вы переберетесь к нам, мы выделим отдельную комнату, и будете себе поживать на всем готовеньком. Ну, как в любой семье, сколько-то будете давать на еду. С весны до осени будете жить в своем законном доме, а в холодное время у нас. Да, хрущоба, с этим никто не поспорит, но теплая хрущоба, и в трехкомнатной квартире у вас, значит, будет отдельная комната. Не понравится, что же, в любой момент вернетесь в законный дом.
Толковое предложение? А как же! Зиму кантоваться в теплой квартире да еще с ходу получить десять раз по столько-то. И Александр Иванович согласился.
Но не сразу, понятно. Он малость повозбухал, мол, мне, понимаешь, надо, чтоб все было законно, я, понимаешь, историк, мне чтоб без взяток и коррупции, которая пронизала все наше общество как сверху донизу, так и снизу доверху. Его успокоили: люди и живем среди людей, завтра же на машине подгоним нотариуса, и он все оформит так, что ни один комар носа не подточит.
Позже Александр Иванович признавался соседке Валентине Дмитриевне, почему согласился (но это уже в новом доме, в хрущобе, — там соседка жила, Валентина Дмитриевна, подъездная такая хлопотунья, энергия у женщины клокочет, то на лесопосадки перед домом всех созывает, то взымает деньги на дверь с кодовым замком, значит, хлопотунья, ну и Александра Ивановича опекала), так вот, он согласился на переезд только из любви к телевизору.
Да, именно что к телевизору. Нет, такого не было, что человек с утра приклеится к экрану и замрет до вечера. Нет, Александр Иванович ведь человек культурный. Ну, если историк. К примеру, с утра он должен газеты почитать. Вернее, проработать. Читал он газеты с карандашом в руках. Если с чем был согласен, подчеркивал красным карандашом, с чем не согласен, чем возмущался как человек, гражданин и историк, — зеленым. Важные материалы вырезал и распределял их по темам, по разным папочкам. Да, историк. А ведь надо еще и по магазинам тыркаться, и по дому вертеться.
Так что приткнуться к телику и торчать с утра до вечера — так не получалось. Хотя, конечно, телик любил. Одни передачи любил больше, другие меньше — все понятно. Но была одна передача, которую Александр Иванович не пропустил ни разу. И день, когда шла эта передача, был для Александра Ивановича праздником. Нетерпеливо посматривал на часы — осталось четыре часа, три, два, один. Пуск!
Называлась передача «Ритмическая гимнастика». Тут вот как получалось: «Международная панорама», «Круглый стол», информационные программы — это для умственного труда, а «Ритмическая гимнастика» — для личной жизни. Ну, если человек даже и старенький, должна быть у него личная жизнь? Должна.
Как же это объяснить, чтоб не показалось, что старичок — того, с некоторым приветом, что у него перетрудился черепной коробец? Словом, так. На экране пять девушек, вот их-то Александр Иванович и считал своей семьей. Да, может сложиться впечатление, что у старика крыша поехала, но это не так — крыша была очень даже на месте. А чего тут такого! У всех нормальная семья, а у Александра Ивановича телевизионная. Чего такого?
И он каждой девушке дал имя. Эта, к примеру, Наташа, а эта Полина, эта Вера, эта Надя, а вот и их руководитель, скажем, Анна.
Такого не было, чтоб человек сел на диванчик и наблюдал, что там поделывают его девушки. Такого не было! Ведь семья, и должен быть живой разговор, ну, скажем, человеческое общение. И как человек опытный Александр Иванович то поощрял девушек, к примеру, хорошо, Вера, только руками веди более плавно, помни, у тебя очень красивые руки, то укорял, что это ты, Полина, сегодня не собрана, у тебя большой талант, голубушка, и нельзя обращаться с ним легкомысленно. Как-нибудь вот так.
И что характерно, девушки были не только хороши, но и великолепно воспитаны — они никогда не возражали Александру Ивановичу, не спорили с ним. И это выгодно отличало их от настоящей семьи. Ни одна из них ни разу не возникла, мол, этот старый придурок заедает мою жизнь, и что я в жизни видела перед собой — печь прожорливую да старого папашу, нет, девушки были прекрасно воспитаны, и он их любил. Можно даже представить, что любил он их больше, чем прежнюю свою семью. Такое очень даже может быть.
Да, а телик был маленький, старый и нецветной. А что я вообще теряю, сговорившись с Евстигнеевыми? Да ничего я не теряю. Денежки они дадут вперед, и я их вбухаю в большой цветной телевизор. Тем более как участник ВОВ я стою на очереди, и она вот-вот должна подойти. И с новым телевизором пойдет иная жизнь, не черно-белая, но многокрасочная.
И он согласился.
На следующий день Евстигнеевы подогнали нужного человечка — нотариуса там или юриста, кого нужно, того и подогнали, — и оформили все самым законным образом.
И что удивительно, денежки вручили буквально сразу и все. И еще повезло: через две недели пришла открытка из магазина, вас как участника ВОВ поджидает телевизор, вот все уверяют, что мы абсолютно со всеми жульничаем, но с вами, участниками ВОВ, мы, сами видите, честны до предела.
Словом, в один замечательный весенний день Александр Иванович купил телевизор. И когда приехал мастер и все отладил, Александр Иванович буквально ахнул. Одно дело старенький и нецветной телевизор, маленький, что кукиш, и другое дело — огромный и цветной. Да, другая жизнь, и все совсем иное. Или ты наблюдаешь жизнь в узкую щелочку, или ты ее наблюдаешь, распахнув окно в сад. Да, ты распахнул окно, а в саду разливается весна — яблоньки цветут, цветы распускаются, птички поют. Есть разница?
Трудно ли представить, с каким нетерпением поджидал Александр Иванович любимую передачу, как радовался он, узнав, к примеру, что у Полины голубые глаза или что волосы у Анны огненно-рыжие. Да, прежде ты думал, что они черные, но на самом-то деле, оказывается, огненно-рыжие и полыхают, и это уже совсем другой человек, совсем иной характер. Слепец, совсем слепец! Представить себе, у Веры на правой щеке маленькая родинка, и от этого лицо становится еще трогательнее.
Да, когда жизнь из маленькой и одноцветной становится огромной и многокрасочной, это всегда радует и даже потрясает. Ну, вроде того, что близорукий человек долгие годы смотрит на небо и видит там место пустое, а тут впервые в жизни подберут ему очки: ба! да какие звезды, какие закруты на небе, какие туманности Андромеды. Потрясает? Это конечно.
Да, а какие маечки у девушек, какие трусики, какие тапочки — ой-е-ей!
Что эти девушки стали Александру Ивановичу еще ближе, еще дороже — это все ясно. Он счастливо и весело прожил весну и лето. Когда у человека есть не только умственный труд, но и красивая, дружная семья, старость течет повеселее. Это, конечно, так.
И что удивительно, Евстигнеевы не обманули и осенью забрали старика к себе. Как и обещали, выделили отдельную комнату. Туда и поставил Александр Иванович свой телевизор. Все понятно, общие передачи он мог смотреть со всеми вместе, но «Ритмическую гимнастику» только в своей комнате. Личная жизнь потому и личная, что проживать ее надо лично.
Ни разу не пожаловался Александр Иванович на Евстигнеевых, мол, обдирают его, что липку, и морят голодом. Этого, выходит, не было. Ну, старичок — член семьи, он наш дедуля.
Сколько-то из пенсии Александр Иванович оставлял себе, но основное отдавал Евстигнеевым. В самом деле, не солить же деньги, тем более хоронить его будут именно что Евстигнеевы. Прихваливая свою жизнь Валентине Дмитриевне, подъездной, значит, хлопотунье, он уверял, что живет как при коммунизме. Ну да, есть крыша над головой, сыт, ничего делать не надо и хорошо с развлечениями. Он рассказал Валентине Дмитриевне и о своей прошлой жизни: жену схоронил двадцать лет назад, а дочь — шесть лет назад. Дочь была безмужняя, у нее с ранних лет прыгало давление, вот и умерла пятидесяти двух лет от парализации всего организма. С отцом жила недружно, нет, она постоянно указывала, что загубила жизнь на старого придурка.