А природа, она ведь что, она всегда тебе навстречу пойдет. Ты не шибко стремишься пожить на этом свете, и она тебе непременно шепнет — а ты и не живи. Тем более сердце у человека одно, и если оно постоянно ноет и ноет от тоски, то непременно однажды подведет тебя.
Короче, однажды сильная боль среди постоянного нытья, и Всеволод Васильевич оказался в больнице. Инфаркт. Но выкрутился. Два месяца в больнице полежал, потом его отправили в санаторий. И вернулся домой Всеволод Васильевич совсем другим человеком. Нет, то есть толстяком, это да, медлительным, тоже да, но именно другим человеком.
Да, он себе толстую палку завел. И вот любимым его занятием стало выйти из дому в любую погоду, пойти в парк, сесть на лавочку на берегу пруда, положить руки на набалдашник палки, упереться подбородком на руки и часами смотреть на воду, и на деревья, и на старинный дворец на том берегу пруда.
Нет, вы посмотрите, какая в этом году прозрачная и тихая осень, вы посмотрите, как отражается в воде строй деревьев и как нависает над желтизной башня дворца, заметьте, она ведь вовсе волшебно зависает в воздухе, да это не помню уж какое по счету, но определенно чудо света. А я вам так скажу, я согласен, пусть у меня отнимутся руки-ноги, пусть меня вывозят в парк в коляске, но только чтоб у меня остались глаза, и я согласен всю оставшуюся жизнь смотреть на вот это как раз чудо: башню дворца, и желтые клены, и осеннее, но голубое небо. Нет, вы вдохните этот воздух, нет, но вы глубоко вдохните этот воздух, он ведь пьянит, не так ли, прав, прав Шаляпин, о, если б навеки так было, да, как это верно, если б навеки так было.
Вторая попытка
Ангелина Васильевна колотилась всю жизнь, что рыбка об лед. Крутилась, что белка в колесе. И пахала, что папакарла. Это неважно, как кто — белка, рыбка или папакарла. Важно, что именно крутилась и пахала, вот именно колотилась.
Да и как иначе, если медсестра с двумя детьми. Тут надо сказать, что вертелась и пахала она не только в наиновейшие времена, но и во все прежние. Потому что медики во все времена были нищебродами. А тем более одна и с двумя детьми.
Словом, с профессией Ангелины Васильевны все ясно. Теперь о ее жизни. Вот почему Ангелина Васильевна одна. Ну, почему двое детей, это понятно — была замужем. А почему одна? Когда деткам было шесть и восемь, муж испарился. Нет, он был, раз двое детей, но испарился. Токарь на двадцать четвертом заводе, но пил. Что характерно, токарь был хороший, но пил. Теперь уже не уточнить, он ли сбежал, Ангелина ли Васильевна его выперла, — много лет прошло, и все скрыто в толще времени. Она говорила, что именно выперла, но есть сомнение: уж больно Ангелина Васильевна была сердита на мужа.
До того сердита, что слышать о нем не хотела и детям запретила встречаться с отцом. Ну, выполняли они ее приказ или нет, сказать трудно.
Да, а муж ее вскоре после того, как жена, будем считать так, выперла его, женился на другой, да на образованной — на завпочте, правда, чуть его старше, и уехал из Фонарева. И живет у второй жены вон уже сколько лет. Но что характерно, как второй раз женился, так сразу завязал. То есть, уверяют, ни граммулечки.
Вот, видать, Ангелину Васильевну всего более сердило — что он сразу завязал. То есть когда жил с ней и с родными детьми, то закладывал о-хо-хо, а как ушел к другой и образованной, к завпочте, то ни граммулечки.
Нет, от отцовского долга не отказывался и платил по закону, но, понятно, только до восемнадцати лет. Потом ку-ку — отцовский долг исполнил. Да, но для всех людей и после восемнадцати время бежит. А для этого как раз есть родная мама, чтоб колотиться и вертеться, как белка, как рыбка и даже как папакарла. Сперва по отдельности, а как пришли наиновейшие времена, то и как вместе взятые.
Да, и что характерно, детей ведь надо не только кормить и одевать, но и учить. Значит, так. Пока дети подрастали и учились, Ангелина Васильевна была медсестрой поликлиники. Ну, с утра и до вечера — это понятно. Вечерами же ходила по домам — а во все времена были люди, которые согласны платить за то, чтоб ты пришла в удобное для них время, да уколола небольно, да перед уколом ручки сполоснула.
Как только дети выучились, время стало подкатывать к пенсии, ну, понятно, считала, семь лет осталось, пять, ох и заживу, работа плюс пенсия, ой-е-ей. Но тут подошли наиновейшие времена, и цены засвистели, все понятно. И надо было что-то придумывать. А что ты, интересно знать, придумаешь, если тридцать лет отпахала медсестрой. Директором магазина станешь, ларек откроешь? Что придумаешь?
Ну, искала, где чуть больше платят, и, понятное дело, нашла. Отделение в больнице. Оттуда как раз молоденькие сестры разбегаться начали — все больше в торговлю. Работать сутками, но платят ночные. Причем Ангелина Васильевна устроилась на отделение, где ночные платят не половинные, а все сто процентов.
И если ты не начальник, то за просто так ничего не дают, и если уж ночные на все сто, то это, пожалуй, такое отделение, где ночью не очень-то разоспишься. Пожалуй, что так.
И в таком вот отделении Ангелина Васильевна дежурила по десять и даже двенадцать суток в месяц. И что-то еще прихватывала на дежурстве, а, говорила, за санитарку — за пустые слезки никто теперь работать не хочет. А в свободное время по-прежнему ходила по домам — уколы делала.
Это только так говорят, мол, русская женщина — что лошадь, мол, сколько ни нагрузи ее, она потянет, да если клок сена впереди, да если ее кнутом постегивать.
Но это только так говорят. Если гнать без передышки, она однажды обязательно рухнет.
Но сперва о детях.
Сын и дочь. Старшенькая — дочь, младшенький, соответственно, сын.
Дочка с детства мечтала — буду учительницей в младших классах. То ли первая ее учительница была хорошая, и девочка говорила, буду, как Ольга Николаевна или, там, Мария Андреевна, то ли как раз наоборот, и девочка говорила, фигушки вам, уж я буду хорошей учительницей, не то что Ольга Николаевна или, там, Мария Андреевна. Это как раз неважно. Важно, что хотела стать учительницей в младших классах, закончила соответственный институт и учила маленьких детей. И на момент, когда рухнула Ангелина Васильевна, ей было двадцать восемь лет. Но не замужем. Хотя это ее вопрос и закрыть его может она сама, но только не мать.
Теперь сынуля. Он закончил электронный техникум, отдудел армию, а потом устроился в электронную лабораторию при закрытом «ящике». То есть все своим путем и все по специальностям. На момент, когда заболела Ангелина Васильевна, ему было двадцать шесть.
Все нормально, так? Нет, не так. Потому что жизнь Ангелины Васильевны напоминала вот именно клок сена перед лошадью. Ну, вот скоро и облегчение будет, вот шажок, и вот еще один, и станет легче: выучу деток, они начнут зарабатывать, тем более впереди посверкивает пенсия, я буду получать законно-пенсионные, помаленьку работать — да и как без работы — и потихоньку поживать. Тем более жизнь впереди еще долгая, успею отдохнуть.
Но не получилось.
Нет, там годик-другой был сносной жизни — это когда дочь начала работать, а сын служил в армии.
Ну а потом засвистели цены, и это ясно, какие денежки в школе и в закрытом «ящике». Да, особенно в закрытом «ящике»: все из него начали разбегаться, а сын остался, мол, а кем я могу быть, не в мафию же подаваться, не в ларек и не в вышибалы. А с дочерью и вовсе все понятно, не ее же, в самом деле, вина, что учителей за тьфу не считают и дают такие смешные денежки. А молодая ведь женщина, надо одеваться, иначе и вовсе замуж не выйдет.
И только Ангелина Васильевна подумает: вот еще малость напрягусь, и будет передышка, но, увы, нет — сын вдруг женился. Ну да, не станешь ведь говорить сыну, фигли же ты женишься, если себя-то прокормить не можешь, он тебе ответит, а у меня, к примеру, любовь. Правда, отселился к жене.