Дальше так. Капитан знакомит Надю с молодым прапорщиком, тому Надя понравилась, и они поженились. То есть впервые в жизни сестры стали жить порознь. Да, но Надя каждый вечер ходит к старшей сестре, чтоб полюбоваться на своего сынулю и его отца.
И что делать? Ведь в тихом гарнизоне тайна рано или поздно откроется. Капитан добивается перевода в совсем другой край страны. Все! Скрылись и будем жить спокойно.
Но младшенькая без них страдает, и вот однажды она приезжает в этот совсем другой край страны, и она плачет, отдайте мне мальчика, я без него не могу жить и не буду; да ты чего, родная сестра, и я без него жить не могу, он и по документам родной мой сын, и мать — не которая родила, а которая вырастила, и сама это знаешь, даже и разговора быть не может, одумайся, родная сестра Надя.
Ладно, больше вы обо мне не услышите, сказала на прощанье младшая сестра Надя. Она приехала домой, плотно закрыла окна, открыла газ, легла спать и больше не проснулась.
Дорога
Дорожники прокладывали через деревню Г. дорогу. Немецкие машины, немецкие методы, строители наши. Была пятница, они наложили смолу, а сами пошли в кустики выпить, что понятно — с устатку, тем более конец недели. Как водится, не хватило, и строители послали младшенького за добавкой.
И этот паренек увидел странную картину: справа от дороги озерцо, в котором плавают гуси, и эти гуси в привычное время и привычным путем шли домой и лапками глубоко увязили в смоле, они начали хлопать крыльями — увязли и крылья — и подняли гвалт на всю деревню.
Мальчишка на велосипеде хотел помочь гусям, он с налету вкатился в смолу и замер. Несколько старушек бросились спасать родных гусей и тоже увязли в смоле. То есть кричать они могут, размахивать руками тоже, но в землю словно бы вросли. Да, волшебная картинка.
Однако посланный за добавкой паренек сообразил, что эта картинка непременно кончится избиением, и он бросился к своим товарищам, те — скорехонько к своему автобусу и укатили.
Как спасали увязших в смоле, сказать трудно, может, и верно, прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете.
Известно только, что строители в понедельник пробирались к своему фургончику огородами и с оглядкой, словно юные разведчики. На двери фургона белела бумажка: «Делайте скорее — бить не будем». То есть, выходит, здравый смысл иногда побеждает: обиды обидами, а хорошая дорога нужна.
Брамс. Квартет № 3
Выйдя из ванной, растираясь, он рассматривал себя в зеркало и, как всегда, был собой доволен. Холеный мужчина. Да, я холеный мужчина, мощный торс, густая растительность, пуза покуда нет, не надо лениться, господа, всегда можно найти полчаса на физкультуру, и не жрите, прошу, все подряд, даже если вы впервые дорвались до хорошей жратвы.
У него были красивые полные губы, большие темные глаза и густые черные брови. Но главное — мощный череп. Нет, не лысина, а именно череп с черным венчиком на затылке. Он рано начал лысеть, поначалу стыдился этого, потом смирился, а теперь даже и гордится — да, это мощный череп с крутым лбом, и смею вас уверить, господа, этот череп придуман природой, чтоб стены прошибать.
День концерта — особенный день, нужно так настроить душу, чтоб она была спокойная и вольная, не загнанная спешкой, но распахнутая навстречу музыке, и потому к трем часам он постарался освободиться от дел.
Он начал прикидывать, что сегодня надеть, Брамс, Третий квартет, уместен был бы фиолетовый с блестками костюм, кружевное жабо с хорошим камешком, одна беда — костюм приталенный, а необходим пиджак свободный, ну, это понятно, выходить без защитника, все равно что выходить голым, и он остановился на сером добротном костюме — и духу квартета соответствует, и не броско.
Вспомнил свой первый поход в Филармонию. Румяный кучерявый мальчик в черной бархатной курточке и с огромным белым бантом. Детский утренник. Когда закончили «Маленькую ночную серенаду», он заплакал от умиления.
И вспомнил свой первый фрак. Мама хотела, чтоб для концертов был фрак, нет, не черный костюм, а именно фрак, и в ателье им предложили готовый — такой-то знаменитый артист запил и не может выкупить, а на вашем юноше — чудо какое, словно по нему и шит. Как раз ожидался приезд Рихтера, и он несколько дней стоял в очереди, купил три билета, но пошли вдвоем с отцом, поскольку мама запила, и он навсегда обиделся — стоял в очереди, Рихтер, первый в жизни фрак, а она запила.
Да, а что это было? Ну, как же, Бетховенский вечер. Тринадцатая соната и «Аппассионата». Во втором отделении Фантазия, ну, та самая, где хор вступает «Не шуми… Не шуми».