Всеволод Васильевич признавался своей матери, что то время и было единственно счастливым временем в его жизни. Да, Всеволод Васильевич и без того был перекачан энергией и потому подпрыгивал при каждом шаге, а в то время он не только подпрыгивал, но, подпрыгнув, еще как бы ввинчивался в воздух.
А подруга? Вот она подходит к дому Всеволода Васильевича, и она вскидывает голову, чтоб посмотреть на балкон седьмого этажа, а Всеволод Васильевич уже ждет и машет рукой, и от этого взмаха лицо ее вспыхивает не только что отчаянной радостью, но и ярким каким-то светом, словно бы внутри зажглось солнце или, на худой конец, луна.
Да, а встречались у него. Мария Викторовна понимала, что сын счастлив, и, женщина деликатная, заранее объявляла, что тогда-то ей надо съездить в город или на полдня зайти к подруге. Вот в это как раз время они и встречались.
Да, но только днем. Очень редко вечером. На ночь же не оставалась никогда. В чем дело? А замужняя женщина — вот в чем дело.
И тут какой-то странный расклад. Замуж вышла рано. Мужа уважает, но не любит. А он ее как раз любит. Две девочки — четырнадцати и десяти лет. Да, а муж такой молчаливый умелец. То есть руки у него на должном месте, а языка как бы вовсе нет. Детей любит, это понятно. Да, а девочки его не только любят, а прямо-таки обожают. Так говорил Всеволод Васильевич своей матери.
Да, а он в это время был на таком взводе, что несколько раз уговаривал подругу выйти за него замуж. А она отказывалась. Девочки любят отца, и они счастливы, но главное — если я уйду, он умрет. Это все так говорят. Нет, все так говорят, а он умрет. Вот ты проживешь и без меня, а он — нет, и я это знаю точно.
То есть что же это получается? Идет привычная и ухоженная жизнь, но человеку, выходит, этого мало, и он хочет, чтоб при нем постоянно был вот этот дорогой человек. Может, Всеволоду Васильевичу не нравилось, что его женщина после свидания с ним едет домой, где, к слову, ее ждет постоянный и исключительно законный муж.
Который, тоже к слову, за два года ни разу ни в чем не упрекнул жену. Где-то после работы задерживается, ездит в театр. То есть молча страдает, но виду не подает. Хотя, может, и верно ничего не знает. Мужья, говорят, все неприятное узнают в последнюю очередь.
Да, но все на свете имеет начало и все на свете имеет конец. Это не слишком сложно? Нет, не слишком, потому что это правда.
Значит, так. Первой начала приходить в привычное сознание после почти двухлетнего оглушения подруга Всеволода Васильевича. Причина? А кто ж его знает. Если эту причину не вполне понимал Всеволод Васильевич, то откуда ж знать постороннему человеку. И тут какая-то странная штука: подруга медленно отходила от Всеволода Васильевича, не пускаясь в долгие объяснения. Нет-нет, все хорошо, и мы исключительно вместе. А только он ее зовет в театр, а она не может поехать: у младшей дочери трудности в школе, и нужно с ней позаниматься. И на свидания стала приходить реже и реже: трудно вырваться с работы, у нас теперь с этим строго. Подумаешь, она идет по торговому или банковскому делу, а не по культуре.
Да, а Всеволод Васильевич дергался, ну, видел же он, что подруга на глазах уплывает от него, казалось бы, смирись, уж если уплывает, то непременно уплывет и никакие разговоры ее не удержат. Но нет, он дергался, он как раз пытался удержать, он все выяснял, как она относится к нему и все такое. Все нормально, все хорошо. Нет, незловредная женщина: а зачем рвать по-живому и огорчать хорошего человека, жизнь, ведь она умнее нас, и она все расставит по местам, и без резких движений, а Всеволод Васильевич не дурачок и все поймет.
Он, понятно, выяснял, не появился ли у нее какой-либо иной вариант. Хорошо же ты обо мне думаешь. То есть тут, видать, не проходила арифметика, мол, два лучше одного.
Да, а Всеволод Васильевич признавался матери, такая у меня беспричинная тоска, будто в сердце застрял кусочек льда. Холодит и холодит. Подумает о подруге, и в сердце сразу вступает тоска, и сердце ноет и ноет. Э, говорил, если это продлится долго, будет инфаркт. Ну да, если сердце ноет и ноет.
А однажды говорит, вот если бы какая неведомая сила приставила к кусочку льда пистолет, но чтоб я не знал, я бы, пожалуй, сказал — жми! — если иметь в виду курок. Но, увидя испуганные глаза матери, сразу успокоил, да ты не бойся, я не такой, да и зачем, если у меня есть ты.
Нет, рвани подруга от Всеволода Васильевича разом, он, может, попереживал бы, попереживал да и смирился. Но в том-то и дело, что она уплывала от него постепенно. В театр или на свидание не может, а вот позвонить Всеволоду Васильевичу позвонит, и они весело побалакают. То есть женщина давала своему другу время привыкнуть к простейшему соображению: в дальнейшем обходись без меня.