Несколько минут курили молча.
- Так что же ты предлагаешь? - спросил Загубисало, успокоившись.
- Штурманом наведения назначить, - так же спокойно ответил Бортов,
Загубисало нажал кнопку, вызвал начальника штаба. Тот явился быстро, словно стоял за дверью:
- Слушаю вас.
- Напишите представление на Мальцева.
- На увольнение, как договорились?
Загубисало зло блеснул глазами:
- Поперед батьки не лезьте в пекло.
- Слушаюсь.
- Напишите представление о назначении его на должность штурмана наведения. В кадры я позвоню. Идите и позовите Мальцева.
Павел вошел в кабинет энергично, широко.
- Вот что, товарищ капитан, - сказал Загубисало. - Комиссар уговорил меня оставить тебя на капе наведенцем. Как ты на это смотришь?
- Положительно он смотрит, Кирилл Прокофьевич,- вставил Бортов.
- Положительно, товарищ командир, - подтвердил Мальцев.
- Тогда жди приказ. А теперь - будь здоров.
Павел, постояв немного в нерешительности, повернулся к Бортову, протянул ему свою широкую ладонь, сжал маленькую, но крепкую руку замполита, сказал:
- Спасибо, комиссар.
- Идите, Павел Сергеевич, - ответил Бортов и тихонько подтолкнул его в плечо. Павел, опираясь на палку, вышел из кабинета.
- Думаешь, справится? - спросил Загубисало, пуская в потолок дым.
- Уверен, - ответил Бортов, гася папиросу.
Они помолчали. Над аэродромом раздался гул самолета. Загубисало посмотрел в окно.
- Федорович идет. По почерку вижу.
- Да это он, - неопределенно заметил замполит,
- Хоть сейчас комэском ставь.
- Дело твое, но я бы воздержался.
Загубисало всем корпусом грузно повернулся к Бортову:
- Не любишь его?
- А при чем тут любовь?
- Но летает-то здорово!
- Летать еще мало.
- Нет, комиссар, ты определенно на него зол. - Загубисало посмотрел в глаза Бортова. - Не скажешь, почему?
- С чего это ты взял? Я не зол на него. Замполиту быть злым, как ты знаешь, просто запрещено. Да, да, запрещено. Но на Федоровича у меня свой взгляд. И раз ты спрашиваешь - отвечу. Он прямолинейный службист, а точнее… карьерист. Ты не улыбайся, Кирилл Прокофьевнч, он карьерист.
Загубисало прищурил глаза:
- Так чего ж ты его не лечишь, комиссар?
- Давай лечить вместе, Кирилл Прокофьевич.
- Но я этого самого карьеризма в нем не замечаю. Даже под лупой рассматривал - не нашел. Не путаешь ли ты хорошую службу с карьерой? А?
Бортов встал, зашагал по комнате.
- Очевидно, Кирилл Прокофьевич, мы по-разному понимаем, что такое хорошая служба.
- Отчего ж?
- Ты видишь в нем только летчика. А я хочу видеть и человека. Вместе, слитно.
- А разве на собраниях Федорович не выступает?
- Даже слишком часто.
- Так как же тебя понимать?
- Очень просто. Он выступает, но о чем? Он больше поучает других, чем анализирует положение в своем звене. У соседа и то не так и это не эдак, а у самого под носом черт знает что творится - этого он не замечает. А скажи - на любого набросится: «Придирки. Позорят лучшее звено». А как он строит взаимоотношения с подчиненными? «Вот вкачу тебе «арбуз» - ты у меня забегаешь», «Вот суну тебе «рябчика» четыре - запрыгаешь». И это так разговаривает опытный летчик, командир звена!
- А по-твоему, с ними лобызаться он обязан, - возразил Загубисало. - Он же командир, а не тряпка!
- Командир - это не солдафон, а воспитатель. Война прошла. Она, может быть, и прощала грубость. Но сейчас-то пора перестраиваться. Требовать нужно. Но как?
Загубисало не глядя нащупал спичечный коробок на столе, взял его в руку, секунду-другую поиграл им. Затем встал, оперся кулаками о крышку стола. Стол заскрипел.
- Ну, будет, комиссар, - сказал Загубисало. - Так немудрено и поругаться. Поедем-ка лучше на аэродром. Подышим воздухом, посмотрим, как наши орлята летают.
- Поехали! - поддержал Бортов
Загубисало поднял трубку телефона, гаркнул:
- Саня, заводи драндулет!
Кирилл Прокофьевич, надев фуражку, ребром ладони примерил, точно ли над переносицей находится «краб», шагнул из-за стола. Бортов, улыбаясь про себя, направился за ним. «Ты тоже службист будь здоров», - подумал он о Кирилле Прокофьевиче, садясь в машину.
Загубисало, поудобнее устроившись на сиденье, громко сказал:
- Саня, на аэродром!…
Глава четвертая
Утро, в которое Павел первый раз пришел на КП штурманом наведения, хмурилось. Моросил дождь, тучи плыли низко над землей, закрывая аэродром, взлетную полосу. Летчики готовились к полетам в сложных условиях.
На сердце Павла было неспокойно. Всего лишь несколько, дней назад он поднимался в воздух вот по этой бетонированной дороге, чувствовал себя властелином неба, а сегодня его приземлили, и приземлили, очевидно, навсегда. Вчера целый вечер толковал о новом назначении с Тоней. Она, конечно, успокаивает: «Тебе здесь лучше будет, Павел». А в душе, чувствуется, протестует: «Эх, Павлуша, Павлуша, ты, наверное, становишься ненужным тому делу, которому отдал себя: сегодня стал наведенцем, а завтра скажут…»
Когда ехал на аэродром, Павел увидел Бортова. Тот приветливо улыбнулся: «Не вешай голову, старина, будь мужчиной!»
Офицеры встретили Павла радушно, показали ему место работы. Мальцев сел на стул, примерился. Стул оказался низким, неудобным. Попросил заменить. Заменили. Покрутил рукоятки станции. Усмехнулся:
- То ли дело штурвал, а тут детские игрушки.
Подошел капитан Стриженов. Кивнул:
- Осваивать заново надо все. Хочешь, помогу?
- Обязательно. - Павел поднял серые глаза на Стриженова.- Хоть и знаком с аппаратурой, но тут надо тоже асом быть.
- Верно, Павел Сергеевич.
Несколько дней сидел Павел рядом со Стриженовым, наблюдал за его работой. А потом ему доверили самостоятельное дежурство.
Полеты в тот день были не очень интенсивными, погода стояла хорошая, и работать было легко. Павел быстро отыскивал, в небе нужный ему самолет и, четко подавая команды, наводил его на «противника». Мальцев проявлял при этом изобретательность. Ему вспоминались воздушные бои с гитлеровцами в Заполярье, и он теперь, применяя свою тактику внезапного удара, старался выводить подопечный ему самолет на «противника» с такого направления, которое было самым неожиданным.
Особенно запомнился Павлу «бой» молодого летчика Агафонова с Федоровичем. «Бой» развернулся над морем. Федорович, маневрируя, скрылся в облаках и, заняв, выжидательную позицию, барражировал над их верхней кромкой. Мальцев, наводивший на цель Агафонова, отыскал Федоровича, понял его замысел и применил контрманевр. Командами Павел вывел Агафонова в облака выше Федоровича, и оттуда его самолет атаковал «противника». Атака была внезапная и дерзкая. Федорович не сумел ей ничего противопоставить. Агафонов с близкого расстояния «расстрелял» из фотопулемета машину Федоровича я скрылся. Это была первая победа молодого летчика. И когда приземлялся, прибежал к Павлу, пожал ему руку.
- Стоит ли? Ведь это работа, - улыбнулся Мальцев.- Да, кстати, ты руку жмешь, а Федорович, наверное, злиться будет.
- Стоит, Павел Сергеевич, стоит, - поддержал Агафонова Стриженов. - Не часто летчики нас, наведенцев, вниманием жалуют.
- Ну тогда держи и мою руку. Сам был летчиком, признаться, забывал о чертях-наведенцах, - сказал Мальцев.
В обеденный перерыв Павел встретился с Федоровичем нос к носу возле столовой. Борис хотел было пройти мимо, но не устоял против иронической улыбки Мальцева, задержался.
- Улыбаешься? - произнес он вызывающе и добавил: - Мстишь?