Опять налетел ветер. Деметрий возобновил чтение с того места, где остановился. Сидящие у огня успокоились. Маргарита, однако, продолжала глухо рычать, уши ее стояли торчком, шерсть слегка вздыбилась. Она даже пробежалась до двери и обратно, трижды покружилась на месте и лишь затем улеглась у ног хозяина, но тут же с рычанием вскочила опять.
— Тихо! Ты что, никогда не слыхала волчьего воя? — прикрикнул хозяин, и она, лизнув ему палец, уселась, продолжая настороженно держать голову кверху. Но спустя несколько мгновений около овчарни залаял пес Бран, и Маргарита опять с лаем вскочила, на миг умолкла, прислушиваясь, и снова залилась лаем.
— Уж не Морские ли это Волки? — Аквила приподнялся, рука его потянулась к мечу.
И почти немедленно сквозь вой ветра прорвался дикий вопль, и тут же послышался гомон множества голосов.
— Во имя света, что там такое?
Аквила не разобрал, кто задал этот вопрос, но ответ пришел сразу на ум каждому. Все повскакивали с мест, Деметрий принялся скатывать драгоценный свиток, дверь вдруг распахнулась. Ворвался сильный порыв ветра, он погнал дым от очага и заколебал пламя свечей, и следом в дверях появился пастух Финн — задыхающийся, с безумными глазами.
— Саксы! Кругом саксы! Я наткнулся на них, когда пошел проверить овец.
За его спиной толпились остальные: старый Куно и работники фермы, каждый держал какое-нибудь оружие, последнее время мужчины никогда не расставались с ним. Храбрая Гвина, маленькая, сморщенная, сжимала длинный кухонный нож, остальные женщины тоже явились кто с чем. Хорошо хоть нет детей, подумал Аквила. У одной Реган — младенец, но он еще так мал, что ничего не поймет…
Флавиан уверенным тоном отдавал быстрые команды. Должно быть, он давно подготовился к этому дню и точно знал, как все произойдет. Собаки перестали лаять и с рычанием припали к полу, прижав уши назад. Аквила в два прыжка очутился у раскрытой двери. Незачем было и закрывать ее — лучше умереть сражаясь, чем сгореть в ловушке. Красные языки пламени взметнулись во дворе, Аквила разглядел рогатые шлемы на фоне огненного всплеска и крикнул через плечо:
— Они шарят по надворным постройкам, поджигают все! Скот угоняют! Господи Боже! Да их не меньше трех дюжин!
— Хорошо. По крайней мере, у нас есть время, пока они возятся с коровниками, — отозвался отец.
Несмотря на ветер, на людские крики и мычание коров, несмотря на красное зарево, вспыхнувшее над террасой, в длинном атрии царило спокойствие, все работники стояли на отведенных им местах, сжимая в руках наспех схваченное оружие. Аквила приписал это спокойствие сознанию неизбежности смерти, а кроме того, влиянию отца, стоявшего здесь, рядом с ними, — от него исходила какая-то сила, вселявшая уверенность. Деметрий аккуратно положил свиток в ящик, закрыл крышку и снял со стены, где висело много красивого оружия, длинный узкий кинжал. Лицо его в неровном прыгающем свете было таким же бледным и кротким, как всегда.
— В свое время я, кажется, выразил тебе мою благодарность за свободу, — сказал он Флавиану, пробуя лезвие. — Больше я никогда об этом не говорил. Но сейчас мне хотелось бы поблагодарить тебя за все те годы, что я был свободным и, как я пришел к выводу, бесконечно счастливым человеком.
— Не надо благодарить, долг свой ты давно уплатил с лихвой. Сейчас не время благодарить друг друга. Эй! Подаст мне кто-нибудь меч?
Аквила бросился к висевшему мечу, вытащил его из потертых ножен, отбросил их в сторону и вложил обнаженный клинок в вытянутую руку отца:
— Держи, отец.
Сильные пальцы отца сомкнулись на рукояти. На губах его показалась слабая улыбка.
— Так… давно я не держал его в руках. Однако ощущение не забыл… Они не поймут, что я слеп. Это ведь не очень заметно, Аквила?
— Незаметно, отец. — Аквила в последний раз — он это знал твердо — глядел на худое, в шрамах лицо.
Крики приближались, они были слышны уже со всех сторон. Флавиан уверенными шагами пересек зал, подошел к алтарю и на мгновение положил меч перед мягко светящейся алтарной лампой в форме цветка.
— Господи, прими нас в Царствие Твое, — произнес он и, снова взяв меч в руку, повернулся лицом к открытой двери.
Аквила тоже стоял с обнаженным мечом, свободной рукой обнимая Флавию и ощущая, какая она хрупкая, какая напряженная и собранная.
— Постарайся не бояться, — шепнул он.
— По-моему, я не боюсь, — ответила она. — Не очень боюсь. Все как будто ненастоящее, правда?
Да, все и вправду казалось ненастоящим. Даже тогда, когда крики и сумятица вплотную подступили к террасе и приобрели какой-то уже совсем невообразимый характер, даже тогда, когда первый сакс взбежал по ступеням и столкнулся в дверях с суровым хозяином дома, встретившим его с мечом в руках.