– Да ладно. Это я ему дорогу перешел. Чтобы он меня не вытурил, пришлось защищаться, – пожал он плечами.
А затем опустил голову ему на колени.
– Ты будешь идиотом, если из-за того, что веришь в эти твои представления о болезни, о жизни, о чем там еще, откажешься от себя самого. От того, что ты хочешь. – Говорил он. – От меня. Ты можешь отказаться от меня? – вскинул он голову. – Можешь? Хочешь? Потому что если ты действительно хочешь, я ничего не смогу сделать.
Абель с усилием отвел от него глаза.
– Абель, – тихо позвал его Фабиан. – Не увиливай.
Абель заскрипел зубами.
– Я… – и Фабиан осекся. – Если это всего лишь твой страх, я его понимаю. Когда мы привыкли быть вместе, отказываться куда тяжелей. Только Абель, до того момента, когда… когда… до него еще нужно дожить. И время у нас все-таки есть.
И он снова уткнулся головой ему в колени.
Слава великим умам за эндопротезы, которые были сказочно чутки к нейроимпульсам. На волосы Фабиана опустилась ладонь Абеля.
– На экзоскелете батареи съемные. Есть очень емкие, можно пару штук с собой взять, – тихо сказал Абель. – Я попробую уговорить дядюшку Атанасиуса.
Фабиан поднял голову, а Абель не успел отвести глаза. Фабиан усмехнулся и поцеловал его ладонь.
Первым, кого встретил Фабиан в понедельник, был Эрик Велойч. Он вошел в кабинет, словно ничего не было, улыбнулся, словно был счастлив видеть Фабиана и соскучился невероятно, по-хозяйски уселся в кресло. Альберт стоял в двери с каменным лицом, но взгляд у него был растерянный – беспомощный.
– Делай кофе, – тяжело вздохнув, велел ему Фабиан и отбросил свой коммуникатор. – Тот же яд, который ты принес с собой, не нейтрализуется в кофе? – весело спросил он у Эрика.
Велойч посмотрел в сторону Альберта.
– Ты так плохо обо мне думаешь, – пожурил он Фабиана.
– Чушь, – отмахнулся тот. – Что есть, то и думаю, Факты, милый Эрик. Ничего, кроме фактов.
Велойч польщенно засмеялся.
– Ты доволен своим уик-эндом? – спросил он, когда Альберт ушел. Он сидел, держа в руках чашку кофе, глядя на Фабиана маленькими торжествующе поблескивавшими глазами, улыбался счастливо, словно ему вручили Орден Республики.
Фабиан задержал дыхание на секунду. Вот оно что.
– Очень. Замечательная погода была. – Улыбнулся он и приглашающе поднял брови.
– Вам, кажется, повезло с солнцем. Хотя вы забавным образом не наслаждались им так много, как принято в таком милом местечке, – продолжал Велойч. – Милый мальчик. Но какой у тебя странный вкус, Фабиан… – он поцокал языком. – Кто бы мог подумать. Как, кстати, называется эта перверсия?
– Какая?
– Ну эта, любовь к инвалидам.
– Ах, это. Перверсия, милая Летти, – это твоя любовь к корсетам. Или чулкам в сетку. А любовь к человеку – отнюдь.
– Действительно, – печально потупился Эрик. – Интересно, – вскинул он голову, – а что думают об этом широкие общественные массы?
========== Часть 39 ==========
Фабиан позволял Велойчу говорить, а сам делал вид, что внимательно слушает. Улыбался вежливо, хотя хотелось оскалиться и вцепиться в его горло, рвать мышцы, выгрызть сердце, дробить кости. Мог бы, справился бы. Ну или голыми руками растереть его в фарш, изломать, как пряничную куклу, смять в однородную кашу и выбросить в ближайший мусорный бак. И – улыбался вежливо, пил себе кофе, следил за ублюдком.
Велойч почувствовал что-то, замолчал, отставил чашку, сложил руки на коленях, склонил голову. Как будто и не он только что рассказывал, как может аукнуться консулу, вообще государственному мужу уведомление широких масс о его связи с человеком одного пола. Как это скажется на том человеке одного пола с пятым консулом, с которым оный связался. Как это может быть преподнесено в СМИ, а уж как это может быть обставлено в том научном центре, в котором работает тот милый мальчик – простор для фантазий. И кстати, интересно, как с этим вот… с этой тысячу раз изломанной куклой удовлетворяет свои потребности бодрый и энергичный консул.
– Летти, милая, – снисходительно произнес Фабиан. – Я знал, что ты шалунья, – он даже пальцем помахал. – Но чтобы с твоим либидо все было так плохо, что тебя только замочные скважины возбуждают – как убого.
Он поцокал, неодобрительно покачал головой. Допил кофе, отставил чашку, сложил руки на коленях, склонил голову. Словно и не он только что закипал и заставлял себя успокаиваться, смаковал картины окровавленного Велойча и отгонял их. Словно не он только что прикидывал, как половчее, поболезненнее выдрать сердце у гадины.
– Фабиан, милый. – Снисходительно улыбнулся Велойч. – Наблюдать за тобой – одно удовольствие, даже сквозь замочную скважину.
– Меня только интересует, зачем ты это рассказал мне, – лениво полюбопытствовал Фабиан. Велойч поднял брови, изобразил недоуменную улыбку. – Ну, вместо того, чтобы побежать на центральные каналы… хотя нет, лучше на те, отрыжки глашатаев гласности, – поморщился Фабиан, – и заставить их ославить меня и.., – и он осекся.
Велойч подался вперед – чувствовал, сволочь, что Фабиан был почти откровенен, и эта заминка неспроста, она непроизвольна, в отличие от прочих слов, ухмылок и снисходительных жестов.
Фабиан же рассеянно скользил взглядом по комнате. Наконец снова обратил внимание на Велойча.
– Ты твердо намерен делать это? – скучным голосом поинтересовался он.
Велойч откинулся назад в кресле, прищурился.
– Зависит от твоего благоразумия, – тихо произнес он.
– Признаться, твоя реплика подразумевает, что я как минимум должен прочитать твои мысли, чтобы понять, что ты подразумеваешь под благоразумием, – сухо бросил Фабиан. – А что в твоей голове творится, едва ли сможет достойно отфильтровать самый лучший психотерапевт, – сказал он. Велойч одобрительно улыбнулся. Фабиан внимательно изучал его. – Но как мне подсказывает опыт, ты явно рассчитываешь, что под благоразумием я должен понять…
Фабиан замолчал, широко улыбнулся ему, приглашающе развел руками.
– Твой благоразумный уход на иные пастбища, – после паузы произнес Велойч.
Фабиан взял паузу. Он молчал, ухмылялся, разглядывал Велойча, и его глаза недобро поблескивали. Решись один из них на поединок, и Велойча не спасло бы ничто. Решись Фабиан на рукоприкладство, и Велойч не смог бы противопоставить ему даже минимальных приемов самозащиты. На стороне Фабиана была молодость – относительная, он давно уже не мальчишка; в любом случае разница почти в два десятилетия играла не в пользу Велойча. И едва ли он мог так уж много противопоставить опыту Фабиана – тот, в свое время бывший щенком при Альбрихе, при нем самом, черт побери, перенявший кое-что и у Содегберга в том числе, нынче был матерым волком, глубины коварства которого Велойч недооценивал. Кажется, все-таки недооценивал.
– Мой? – кротко спросил Фабиан наконец, когда на висках Велойча проступила испарина и его губы побелели. – Не твой?
Велойч вскинул голову.
– Ты готов рискнуть карьерой того калеки, его доступом к ведущим медицинским центрам и мирным сожительством после твоей тихой отставки в уютном домике где-нибудь на юге? – грустно спросил Велойч.
Фабиан ухмылялся.
– Эрик, милый, я не собираюсь рисковать ни отставкой Абеля, ни его доступом куда бы то ни было, – тихо, угрожающе прошипел он. – И знаешь, почему? – спросил он.
Лицо Велойча исказилось. Ему стало страшно, когда он представил себя в корсете, в макияже в сюжете на центральном канале. Студт-то там оказался, отчего бы и ему через это не пройти?
Фабиан рассмеялсял. Взгляда он не отводил, но смеялся громко, весело, искренее.
– Милая, милая Летиция, – веселился он. – Ты так скверно обо мне думаешь?
Он неторопливо встал, не поворачиваясь к нему спиной, подошел к бару, взял два бокала.
– Давай выпьем, милый Эрик. Нам хорошо работалось вместе. Жаль, что это придется изменить, – сказал он, подходя ко столу. – Твое здоровье, бывший вечный второй, – сказал он, наливая вино. – Мне будет не хватать тебя.
Велойч молчал, сверлил его ненавидящим взглядом, глядел немигающе, сидел, вцепившись в подлокотники, – и молчал.
– Драконт, детка, покажи-ка нам отчеты республиканской статистической службы по планетарному аэропорту, – не сводя глаз с Велойча, обратился Фабиан к искусственному интеллекту. – Раздели экран на две части. Выведи на вторую половину заключение независимой аудиторской фирмы. Умница. А теперь раздели на три части. На третьей выведи последний отчет финансовой полиции. Милый Эрик, обрати внимание на счета, которые я с твоего позволения выделю синим цветом. – Фабиан поставил бокал перед ним, подошел к экрану, все так же не поворачиваясь спиной к Велойчу, провел пальцем по одному счету, другому; ряды цифр окрасились синим цветом. – Вино, милый Эрик, восхитительное. Виноградник, на диво, куплен законно. Но за незаконно низкую цену. А его бывший владелец предпочитает доживать свой век где-то далеко, вспоминая тебя очень недобрым словом. Удивительно, что земля все плодоносит, и урожаи не обращают внимания на такие мелочи.