Он повернулся к Аластеру; тот перехватил инициативу, начал рассказывать о движении, о его целях, приводить примеры, вспоминать о некоторых случаях. Марина Вейсс слушала его с интересом, задавала вопросы, смеялась, хмурилась, казалась искренне заинтересованой. Но – Фабиан видел – недаром она слыла акулой среди ведущих таких ток-шоу: она поглядывала на него и поджидала удобного момента, чтобы вцепиться в него снова. И Фабиан ждал этого, с нетерпением, черт побери.
Аластер обратился к нему, дал возможность присоединиться к разговору, они напару вспомнили забавный случай, случившийся во время одного из посещений фонда.
– Ах, – драматично вздохнул Аластер. – Его так легко понять – броситься на шею Фальку – что может быть естественней, правда? – хитро прищурился он, ухмыляясь Марине Вейсс.
– Еще бы, – веселилась она. – Но Фабиан, вы сказали: в первую очередь. Значит, есть и вторая?
– Разумеется, – невозмутимо отозвался он. – Я хочу заполучить для меня и моего партнера возможность не притворяться и не прятаться. Такую же, которой контрабандой завладел Аластер.
Аластер выдохнул и обиженно уставился на него.
– Вашему партнеру? – быстро переспросила Марина Вейсс.
– М-гм, – охотно подтвердил он.
– Я изнываю от нетерпения узнать все о человеке, который смог завладеть вашим сердцем, – призналась она.
– Я сам изнываю от нетерпения представить его всему миру, но сдается мне, пока это преждевременно, – спокойно сообщил Фабиан. – Я боюсь представить, что меня ждет за мое самоуправство, – криво усмехнулся он. – Если переживу мою с ним следующую встречу – посмотрим.
– Я уже люблю его, – заломив руки, воскликнул в потолок Аластер.
Фабиан засмеялся, покосился на Аластера, снова посмотрел на Марину Вейсс.
– Так что, как видите, за любым, пусть даже самым благородным деянием, могут стоять самые эгоистичные мотивы, – произнес он. – Я поддержал Аластера и его идею с кампанией, потому что изменившееся общественное мнение не могло не сыграть и мне на руку. Думается мне, что не мне одному. В конце концов, что там говорят психологи? Это не порок, а вариант развития, да, Аластер?
– Ага. Попытка уравнять ориентацию и распутство – это попытка уравнять красное и мягкое. Прости, Фальк, но твой бывший коллега, этот Студт – живой тому пример. Гетеросексуальный и при этом отвратительно распутный. Я лично знаком со многими жертвами его распутства. А спроси его – он ведь будет разглагольствовать о слабостях, еще о чем, преподносить это как такую фривольную милость.
Фабиан заскрежетал зубами, недовольно скривился и отвернулся. На экране это смотрелось очень хорошо – выразительно, в меру эмоционально, очень красноречиво.
– Кстати о Студте, – подобралась ведущая. – Меня, моих коллег не могла не удивить энергичность, с какой развивались события вокруг него. Вы не стали противодействовать расследованию, не так ли? Хотя, осмелюсь предположить, возможности у вас наверняка были.
– Разумеется, мы не стали. Более того, мы оказали всяческое содействие, – избегая прямого визуального контакта, как бы неохотно ответил Фабиан. – Некоторые вещи недопустимы. Я, как и мои коллеги, испытываю самые разнообразные чувства, когда нам доводится снова сталкиваться с напоминаниями о тайной стороне личности этого человека. Естественно, положительными их не назовешь
Марина Вейсс повернулась к Аластеру, начала спрашивать его о жертвах Студта, с которыми он был знаком лично. Фабиан помалкивал. Аластер рассказывал о них, о других детях, старательно избегая любого упоминания о политике. Ему это было совсем ни к чему; Фабиан тоже предпочитал находиться в студии в качестве друга Аластера – прежде всего, затем – в роли человека, поддерживающего его начинание, и только в третью очередь в качестве политика. И он все ждал: она еще раз обратится к нему с попыткой выяснить хотя бы что-то об Абеле?
Обратилась. После смеха, вызванного рассказом Аластера о каком-то мелком недопонимании с Карстеном, его возмущением насчет того, что совместная жизнь ужасно сложная штука, она повернулась к Фабиану:
– Это действительно сложно?
– Еще бы, – охотно подтвердил Фабиан; он ухмыльнулся, покосился на Аластера, на Карстена, стоявшего за камерами и сурово смотревшего на Аластера. – Жизнь вообще сложная штука.
– А… – она замялась, подбирая слова. – Ваш друг – с ним сложно?
Фабиан хмыкнул.
– Марина, мой друг – Аластер, – ровно сказал он. – Вам, журналистам, не мешало бы понимать ценность этого дара – правильно подбирать слова. И да, с Аластером очень непросто. Он, к счастью, очень сложный человек.
– Непросто, да? – бодро произнес Аластер, подмигнув Марине Вейсс. – Наша коммуникативная культура с каким-то упорством цепляется за эту лакуну, словно это ее спасет. Вы можете подобрать кучу слов для обозначения гетеросексуальных отношений, в равной степени возвышающих и унижающих, и на порядок меньше слов для обозначения гомосексуальных. Хотя они, между прочим, не менее устойчивы. Я предпочитаю быть не другом Карстену. Нет, это тоже, но не в том смысле, с которым вы используете это слово. И не любовником, кстати – это слишком узко. Партнер – единственное относительно оптимальное слово, которое допускает кодекс речевого поведения в нашем обществе, которое не унижает меня, к примеру. Уж не знаю, как насчет Фабиана. М?
Он повернулся к Фабиану – тот внимательно слушал его и согласно кивал.
Марина Вейсс прислушалась к тому, что ей говорил режиссер.
– Еще пара минут. И, пожалуй, соглашусь с вашими замечаниями. Ваш партнер – с ним сложно? – все-таки спросила она Фабиана.
– Разумеется, – с готовностью отозвался Фабиан.
– Не скажете пару слов о нем?
Фабиан усмехнулся.
– Кроме того, что он твердолобый и самонадеянный мальчишка? – устроившись поудобней, сказал он. – Талантливый человек, с устойчивыми принципами, очень внятными представлениями о добре и зле. В чем-то моя внешняя совесть.
У него внезапно подозрительно заблестели глаза. Он пожал плечами и отвел взгляд.
– Мне повезло с ним, – тихо признался Фабиан. – Куда больше, чем ему со мной.
А камеры все следили за ним, хотя Фабиану хотелось то ли голову под струю холодной воды сунуть, то ли лицо в руках спрятать, непонятно. Замолчать – точно. Уткнуть лицо в колени Абелю – непременно. Узнать, что он будет прощен – хотелось бы, чтобы это заняло не больше вечности.
– Я рада за вас, – тихо сказала Марина Вейсс. И громко поблагодарила гостей, обратилась к зрителям, объявила рекламную паузу.
– Ты должен мне объяснение. – Грозно предупредил Фабиана Аластер. – Долгое, подробное, обстоятельное объяснение.
– Угу. Вот вернусь из ада и всенепременно, – огрызнулся Фабиан. Обернулся – за спиной стоял продюсер передачи и изнывал от нетерпения. – Ну? – сухо спросил он.
Продюсер рассказывал о невероятном успехе передачи, о десятках каналов, которые умоляют о записи, об огромном количестве зрительских окликов. Фабиан посмотрел на Руминидиса.
– Свяжись с Альбертом, попроси о сводке, – бросил Фабиан.
Собравшись с духом, он включил коммуникатор. Абель прислал-таки сообщение: «ИДИОТ!!!!!». Фабиан вздохнул с облегчением и улыбнулся. Аластер тянул шею, пытаясь рассмотреть, что такое прочитал Фабиан, что у него выражение лица пятнадцатилетнего влюбленного мальчишки.
– Не знаю, кто тебе это прислал, но он прав, – пробурчал он. – Посмотри на себя в зеркало, если вдруг засомневался. Ты выглядишь как идиот. Это вдобавок к твоему поведению идиота.
Фабиан хмыкнул, обнял его и прижал к себе.
– Я бесконечно счастлив, что ты соблаговолил удостоить меня твоим бесценным мнением, милый, – озорно отозвался он. – Ну, пожелай мне удачи.
– Удачи, – тихо произнес Аластер. – Она тебе чертовски понадобится.
Фабиан снова шел по коридорам, и странное дело: менее двух часов назад он представлял себе, что хотел сделать, совершенно не знал, как, и ему было жутко. Теперь – он знал, более того, сделал шаг – решающий шаг, враз отрезавший его ото всех путей отступления, и ему было радостно. Фабиан испытывал и страх, дураком был бы, если бы совсем ничего такого не ощущал. Но при этом и что-то похожее на ликование.