В октокоптере он прикрыл глаза, потянулся, спросил у Руминидиса:
– Где Велойч?
– Не покидал консулат. Передвижения эскорта не зафиксированы, – угрюмо ответил Руминидис.
– Абель?
– Стерегут, как зеницу ока, шеф. Никто подозрительный поблизости не зафиксирован, – буркнул Руминидис.
Фабиан посмотрел на него.
– Ты чем-то недоволен? – вежливо осведомился он.
– Вы не поспешили? – помявшись, спросил Руминидис.
Фабиан уставился в окно перед собой.
– Скорей я слишком затянул, – мрачно сказал он. – Я рассчитываю на десять лет. Но это могут быть и десять месяцев. Так что чем дольше я осторожничаю, тем больше времени краду у себя. Ты, черт побери, – процедил он, яростно сжав зубы. Успокоившись, он продолжил: – Ты, черт побери, должен понимать. В это кафе мы могли сходить и не сходили. В этом озере могли поплескаться и не поплескались. Или еще что.
Руминидис закивал головой.
– Или еще что, – мрачно подтвердил он, отворачиваясь.
После приземления, стоя рядом с дверью, оглядывая окрестности, он сказал Фабиану, ставшему рядом с октокоптером:
– Вас съедят.
– Ты думаешь, меня это пугает? – усмехнулся Фабиан. – Мне бы с Абелем примириться.
Руминидис неожиданно хрюкнул.
– Экзопротезы у него справные, – буркнул он, толкнув дверь октокоптера, чтобы она закрылась. – Треснет – мало не покажется.
– Во-о-от, – ухмыльнулся Фабиан.
Он похлопал Руминидиса по плечу и пошел к лифту.
Эберхард Кронелис сидел, опершись локтями о стол, и изучал ногти. Севастиану стоял у окна. В его руке стыла чашка с кофе – допивать его он, очевидно, не собирался. Попросту забыл.
– Это откровенно унизительно, – тихо говорил Севастиану. – Этот выбрык. Это публичное размахивание подштанниками.
Кронелис посмотрел на него, промолчал и вернулся к ногтям. На данный момент они были самым интересным предметом в комнате. Фабиан должен был появиться через десять-пятнадцать минут. Велойч – кажется, он не должен был присутствовать вообще.
– Мальчишка слишком увлекся. Сказать, что он самонадеян, значит оскорбить само понятие самонадеянности. Это просто эксгибиционизм.
Кронелис откинулся на спинку кресла, вытянул руки, лениво подумал о том, что не мешало бы потребовать от помощника пилку. Вместо этого он сложил руки на груди, осмотрел комнату и уткнулся взглядом в стол. По сравнению с истерикой Севастиану стол был просто образцом здравомыслия и трезвости, даром что неодушевленный предмет, а не возмущенный, близкий к истерике Севастиану.
– Ты отказываешься говорить, Эберхард. Ты еще не можешь определиться с тем, на чьей стороне выступишь? – подчеркнуто любезно спросил Севастиану, усаживаясь. Он поставил чашку, резким движением отодвинул ее, оперся о стол.
– Я позволю себе колоссальную расточительность, Герман, – неохотно сказал Кронелис. – Я буду откровенным с тобой. Позволишь? Моя откровенность не будет воспринята тобой как угроза твоей картине мира?
Севастиану молчал, хмуро смотрел на Кронелиса, лихорадочно обдумывал свой ответ. Свои действия, если быть точным.
Кронелис поднял на него взгляд, вскинул брови.
– Буду счастлив, – натянуто улыбнулся Севастиану.
– Чушь, – в сторону бросил Кронелис. Он вздохнул, переставил ноги, пожевал губы. – Итак. Равенсбург выкинул Студта.
Севастиану негодующе фыркнул, шумно засопел, всем своим видом выказывая, что он об этом думает.
– Причем он и Эрика, эту старую блядь в это вовлек. А уж Велойч от таких грязных дел старается очень далеко держаться. Но тут не удержался. Делал. Послушно делал, что ему Равенсбург говорит.
Севастиану постучал кулаком по столу – он откровенно злился. Не в последнюю очередь от собственной беспомощности.
– Я примерно так же себя чувствовал, когда… – Кронелис криво улыбнулся. – Кстати, а твоей дочке нравится работа?
Севастиану замер и уставился на него.
– Евангелине, – подтвердил Кронелис. – Она вроде с Равенсбургом в приятельских отношениях.
Севастиану заскрежетал зубами. Кронелис саркастично ухмыльнулся.
– Вот что-то мне подсказывает, что как ее поставили возглавлять БР, так и уберут. Равенсбург такие вещи ловко проделывает. Согласен?
– Ты так говоришь, что я начинаю думать, что у него есть что-то и на тебя, – натянуто улыбнулся Севастиану.
Кронелис усмехнулся.
– Не знаю. И очень не хочу узнать об этом с экрана головизора, – невесело признался он. – А ты?
Севастиану помотал головой. Позвал своего помощника, поинтересовался, смог ли он связаться с Велойчем. Кронелис внимательно следил за их диалогом, и у него неожиданно начало подниматься настроение.
– Кажется, Эрик решил оставить нас троих, – бодро сказал он. – Верней, нас двоих наедине с нашим юным коллегой. И у нас есть выбор, дражайший коллега. Мы можем забаллотировать нашего юного коллегу, а можем подпакостить ему, выдвинув вперед.
У помощника Севастиану открылся рот. Сам Севастиану владел собой несравнимо лучше, но и он был изумлен.
– Учитывая его… – замялся он.
– Партнера, – подтвердил Кронелис. – Кстати, не узнали, что это за джокер такой?
Помощник Севастиану испуганно затряс головой.
– Или наши люди работают недостаточно хорошо.., – глухо начал Севастиану.
– Или люди Равенсбурга все-таки работают лучше, – подхватил Кронелис.
Он встал и подошел к окну.
– Если бы не эта выходка с открытой поддержкой того Армониа, – скривился Севастиану, – если бы не его открытое признание, что он сам содомит, я был бы полностью согласен с тобой. В конце концов, он был бы отличным первым, вот пусть бы и был им. Но это его признание – это как минимум легкомысленно. Безответственно. Самонадеянно. Несвоевременно.
– Чушь, – буркнул Кронелис и, помедлив, уселся за стол.
Фабиан вошел в зал через семь минут. На нем снова был темный пиджак, невыразительный галстук, и он был привычным Равенсбургом – и вместе с тем иным. То ли голова была вскинута по-особенному, то ли во взгляде что-то такое было, но Кронелис и Севастиану подобрались.
Он сел на свое привычное место, ухмыльнулся, глядя на пустующее кресло Велойча, обратился к секретарю:
– Велойч уже подал прошение об отставке?
Кронелис устроился в кресле поудобней, посмотрел на Севастиану. Затем обратился к Фабиану:
– А он должен?
– Дражайший коллега, «должен» – ни в коем разе. Может – да. Я не смею лишать нашего ветерана свободы выбора, – недобро ухмыльнулся Фабиан.
– Такой же, какая была предоставлена Кристиану?
Фабиан развел руками.
Кронелис переглянулся с Севастиану.
Секретаря окликнули страшным шепотом, он извинился и поспешно вышел. Кронелис посморел ему вслед, повернулся к Фабиану и сказал:
– Знаешь, сказать, что я был удивлен, слушая твое признание, значит не сказать ничего.
Фабиан самодовольно улыбнулся.
– Учитывая спонтанность решения и полную неподготовленность к выступлению, я не смотрелся полным идиотом, – признал он.
Севастиану фыркнул.
– Но не полным же, Герман, – добродушно возразил Фабиан. – В любом случае, дело сделано. Вам придется смириться с этим. А мне – с этим жить.
Секретарь вошел обратно и растерянно оглядел их троих.
– Господин Эрик Велойч подал прошение об отставке в связи с ухудшившимся здоровьем, – растерянно сказал он. – Господин государственный канцлер подписал его прошение.
– Бред какой! – возмутился Севастиану.
– Ты сомневаешься в законности прошения? – елейным голосом спросил Фабиан.
– В том, что Огберт так просто мог это сделать! – воскликнул Севастиану. – Утром, черт побери, утром я видел Эрика в полном здравии – и на тебе, его здоровье ухудшилось настолько, что он подает прошение? И более того, черт побери, Фабиан, это прошение оказывается удовлетворенным!
– Копия прошения и решения Огберта есть? – обратился Фабиан к секретарю. Его голос звучал сухо, очень недобро, он сжал руки в кулаки, постукивал ими по подлокотникам.
Секретарь кивнул, положил по копии перед каждым консулом, отступил от Фабиана подальше. Кронелис скользнул взглядом по прошению, отыскал резолюцию Огберта, засмеялся.
– Чертов крючкотвор, – сказал он. – Герман, обрати внимание на количество нормативных актов, которые он туда вписал. Готовился заранее, сучий подонок.