Абель дулся. Это было знакомо: после гневных тирад, выдохшись, он переводил дыхание, но примиряться с самонадеянным Фабианом считал преждевременным. И Фабиан с виноватой улыбкой сообщал ему, что ему пора, снова ждут дела.
– Снова рвешься покорять вершины? – бурчал Абель, следя за ним из-за прищуренных век, напоминавших Фабиану амбразуры дотов, не меньше.
– Снова зачищаю плацдармы, – мягко отзывался Фабиан.
Его желания играли с ним дурную шутку, и рука непроизвольно тянулась к экрану интервизора, ко лбу Абеля, чтобы убрать прядь, к его щеке, чтобы погладить. Абель прикрывал глаза – тоже рефлекторный, не осознаваемый жест, и они улыбались друг другу – растерянно, тоскливо, обнадеживающе.
Фабиан томился, жаждал выбросить все дела, свернуть их и зашвырнуть в угол подальше, снова вырваться на выходные куда-то далеко, а приходилось отдергивать руки от мечты, смиряться перед неумолимым настоящим, убеждать себя, что вот-вот, совсем скоро, и тогда…
Абель удивился, когда Фабиан связался с ним. Мягко, обольщающе улыбнулся, отпустил пару глупых и таких умилительных шуток, и затем как бы мимоходом предложил ему провести выходные с ним.
– Я едва ли смогу вырваться из этого вертепа раньше, чем через две недели. Вообще раньше, чем через два десятилетия, но не будем о грустном, – оскалился он. – Так что либо мы и дальше играем в виртуальный роман, либо ты снисходишь до моей конуры.
Фабиан старался звучать непринужденно, не следить за Абелем подобно коршуну, не препарировать его и не исследовать каждую морщинку на его лице – это ничего общего не имеет с играми на жизнь и смерть, которыми он развлекает себя в последнее время – консулы там, сенаторы, магистрат, черт бы его подрал. Это – Абель. Это – важнее, неожиданно признавался он. У Абеля округлились глаза.
– Я не стесню тебя? – глупо выпалил Абель.
– Как может партнер стеснить партнера? – неодобрительно нахмурился Фабиан.
Абель невразумительно промычал что-то.
– И я о чем, – ухмыльнулся Фабиан.
– Это идиотская затея! – воскликнул Абель.
– Поправь меня, если ошибаюсь, – невозмутимо произнес Фабиан, ликуя: Абель был растерян, смущен, перепуган, возбужден, нетерпелив, снова пытался играть в благородство. Его невероятный мальчишка. – Сам этот ярлык, который я выбрал для нас, он тебя не смущает? Его ты принял? По крайней мере, до сего момента я не слышал ни одной возмущенной тирады на тему: что за чушь, мы никакие не партнеры.
Абель насупился и отвел взгляд.
– Абель, – ласково позвал его Фабиан. – Милый, я здесь. Твой Лисистрат отвратительно умен, но камера летать вокруг твоей головы еще не может. Так что не отворачивайся, смотри на меня.
Абель надулся, но посмотрел на него.
– Змей, – буркнул он. – Искуситель.
– Увы, – самодовольно пожал плечами Фабиан. – Так не кажется ли тебе, мой милый партнер, что эти отношения не только наделяют нас правами в отношении друг друга, но и обременяют обязанностями? Ты должен знать, как это бывает. Нанимаешь на работу лаборанта – и берешь обязательства. Заводишь себе Лисистрата – и заботишься о нем. Так?
– Ты много думал об этом, когда флиртовал с этой дурой Вейсс, и все о твоем «партнё-о-о-оре», «партнё-о-о-оре», – недовольно протянул Абель, обличающе глядя на него.
– Позволь не согласиться, была бы она дурой, не держалась бы в топе ведущих ток-шоу так долго, – снисходительно усмехнулся Фабиан, наслаждаясь даже этим сволочным замечанием. – Так я готовлю твою транспортировку?
– Ты? – уточнил Абель, высокомерно задрав нос.
Фабиан засмеялся.
– У тебя есть какие-то пожелания? Ты хочешь что-то посетить? Мы могли бы выбраться куда-нибудь, – предложил он.
Абель вздохнул. Поколебался. Наконец сказал:
– Хочу на балет.
И только сказав это, поднял на Фабиана глаза.
– Конечно, – тихо ответил Фабиан, ощутив, как что-то невыразимое сдавило горло.
Альберт сообщил Фабиану имена медработников в каждой смене, которые могли бы вполне квалифицированно заботиться об Абеле. Руминидис доложил, что готов к транспортировке. Томазин осторожно сказал, что если дать знать коллегам, то на спектакль объявятся и они – все равно вынуждены играть на стороне Фабиана.
– Можно было бы намекнуть кое-кому из прессы, – продолжил он, поглядев на Альберта. Тот – смортел в стену над плечом Фабиана.
– Намекнуть с целью привлечь внимание? Или намекнуть с целью позволить им упомянуть на следующий день о том, что на спектакле присутствовали консул Фальк ваан Равенсбург и доктор Аддинк? – флегматично уточнил Альберт.
– Второе, – коротко ответил Фабиан.
Альберт кивнул.
Томазин поколебался.
– Я был бы рад познакомиться с доктором Аддинком, – наконец сказал он.
Фабиан молчал и обдумывал его предложение.
– Не сразу, Михаил, – наконец сказал он. – Дай нам обоим вжиться в наши новые роли.
Он посмотрел на Альберта.
– И ты тоже, – добавил он.
– Почту за честь, – несколько раз моргнув, отозвался Альберт.
Эберхард Кронелис и его спутница были подготовлены – они встретили Фабиана и Абеля с радушными улыбками. Словно так и нужно было: Фабиан в смокинге, его рука на плече Абеля, тоже одетого в смокинг, сидящего в инвалидном кресле – совершенно счастливого, разглядывающего все в зале с детским любопытством, словно он никогда не был в театре. Спутница Кронелиса рассказала Абелю о спектакле, о ведущих танцорах, поделилась сплетнями кое о ком; Абель развернул кресло, чтобы посмотреть на Фабиана.
– Какое странное чувство – видеть, что вы, политики, все-таки живые, а не виртуальные персонажи, – ехидно сказал он.
– Не дождешься, – подмигнул Фабиан.
Кронелис молчал, избегал смотреть на Фабиана, на Абеля, но был вежлив, если к нему обращались.
Фабиан, улучив полминуты вдали от чужих ушей, угрожающе уставился на него.
Кронелис отвел глаза. Долго подбирал слова, моргал, то открывал, то закрывал рот.
– Удачи вам, – сипло сказал он наконец.
Фабиан кивнул.
Утром Абель внимательно смотрел одну новостную передачу за другой.
– То ли ты их так здорово выдрессировал, то ли они так упиваются собственным благородством, – зябко поеживаясь, говорил он. – Все такие благочинные, такие благообразные. – Фабиан равнодушно пожимал плечами, предпочитая знакомиться с иными сводками. – Кстати, я выгляжу почти нормальным. Мне, правда, страшно совать нос на все эти обсуждальческие борды. Сильно меня хают?
Фабиан удивленно посмотрел на него.
– Вполне закономерный вопрос, – обиженно буркнул Абель. – Никто меня там не проклинает?
Фабиан потянулся и чмокнул его в щеку.
– Это будет ясно в понедельник-вторник. Пока до нас мало кому есть дело, – успокаивающе сказа он.
Абель отвел глаза. Фабиан взял его руку в свою.
– Ты не жалеешь? – тихо спросил Абель.
– Напротив, – тихо отозвался Фабиан, поцеловав его руку. – Я счастлив.
Сенат принял решение о реструктуризации консулата. На это понадобилось жалких пять недель. Государственный канцлер подтвердил законность решения в течение двадцати минут. Фабиан Фальк ваан Равенсбург стал главным консулом республики. Кронелис, словно в насмешку, – первым, Севастиану – вторым.