– Фабиан, будьте добры, отнесите ему кофе и корреспонденцию, – невозмутимо произнес Михаил. Фабиан не пошевелился. Михаил ровно, но категорично произнес: – Исполняйте.
Затем он зачем-то делал конспекты каких-то статей, актуализировал бесконечные базы данных, осваивал коммуникационный пост Михаила, снова делал кофе, докладывал о результатах работы с БД, куда-то бегал, что-то приносил, совершал совершенно невразумительное что-то еще, и словно в качестве благодарности Михаил рассказывал ему какую-нибудь мелочь о людях, с которыми Фабиан сталкивался – или о их начальстве. Госканцелярия была тем еще гадючником. И именно это и развлекало Михаила.
Удивительным было то, что к концу первого же дня все знали, кто Фабиан есть таков. И изменилось отношение к нему: от бесхитростного «еще один практикантишка» до «это же при самом Томазине практикант». К концу первой недели Фабиан уже знал, что будет делать на выходных: его пригласили на две служебные и четыре частные вечеринки. Осталось выбрать парочку. И он небрежно поинтересовался, что будет, если заглянуть туда-то и туда-то. Михаил, ухмыляясь, посоветовал две – одну организовывал сын второстепенного министра Магистрата, женатый на дочке среднего чина из Казначейства, а на второй был шанс познакомиться с вице-президентами Банка Республики.
– Заодно послушаете, что они думают о Генеральном Канцлере, – ухмыльнувшись, добавил Михаил.
Фабиан затаил дыхание. Михаил осмотрел его.
– Госканцлер отлично знает, что эти люди могут говорить о нем, – невозмутимо пояснил он. – Его это развлекает, не более. Это может пригодиться вам лично. Чтобы… – Михаил развел руками, – ориентироваться в микрополитике. У скорпионов в банке, знаете ли, тоже какая-никакая, а микрополитика происходит.
Фабиан сдержал ухмылку.
– Если позволите дать совет, Фабиан, – по-прежнему улыбаясь, но тускло, осторожно продоложил Томазин.
– Разумеется, – после паузы ответил Фабиан. – Буду благодарен.
– Вы производите впечатление умного молодого человека, – странным голосом продолжил Михаил. Вроде своим обычным бесстрастным, но вместе с тем человечным. Словно его действительно беспокоили предстоящие выходные Фабиана. – Но вам может недоставать опыта. Да и люди здесь крайне ловки в преодолении скользких ситуаций и в их создании, если честно. Я бы посоветовал вам держаться настороже с некоторыми людьми, которых вы возможно встретите на этих вечеринках. Скажем так: у этих людей такая репутация, что я здорово взволновался бы, если бы мои дочери оказались с ними в одной комнате.
– Ваши дочери? – зачем-то переспросил Фабиан.
– М-гм. Две. Старшей двадцать, младшей семнадцать. Но девочки куда раньше становятся зрелыми. Так что можно сказать, что вы ровесник с моей младшей.
– Спасибо, – выдавил Фабиан.
– Да не за что, – отмахнулся Томазин. – Я очень хотел бы, чтобы вам не пригодилась эта информация, но на всякий случай.
– Послушайте, – неожиданно очнулся Фабиан. – Я не девушка, что со мной может статься?
– Мы говорим о людях, рядом с которыми следует быть осторожными не только молодым и привлекательным девушкам, – обтекаемо отозвался Михаил, внимательно следя за ним. – Юношам не следует уповать на свою физическую силу и подготовку. И внимательней относиться к тому, что они пьют. Особенно на частных вечеринках.
Фабиан готов был вспыхнуть и послать Томазина туда, где ему место – в какую-нибудь затянутую паутиной камеру утерянных вещей, еще куда подальше. Ему достаточно было тех поучительных бесед, которых немало вылили на их бедные головы все подряд кураторы, психологи и прочие слишком умные попечители. Он считал себя достаточно сведущим, чтобы не вляпаться куда не надо. И это странное желание Томазина намекнуть ему на страшные и ужасные беды, которые подстерегают бедного и несчастного сироту – оно казалось неуместным в этой дурацкой приемной после окончания рабочего дня. Но Фабиан успел узнать его достаточно, чтобы понять: не тот человек Михаил, чтобы не держать ответ за свои слова.
– Мне кажется, вы преувеличиваете степень опасности, – наконец сказал он.
– Возможно. Но все-таки о некоторых, кхм, молодых да ранних ходят не самые хорошие слухи. Особенно когда они видят перед собой выскочку из провинции. Очень привлекательного причем, – с грустной насмешкой уточнил Михаил.
– Выскочку? – угрожающе переспросил Фабиан.
– Разумеется, – невозмутимо отозвался Михаил. – Выскочку, да еще из провинции. Рассчитывающего в силу своих личностных качеств на то, что им не достанется даже в силу совокупных семейных заслуг.
Он постарался свести остальные наставления к минимуму, отлично видя, что Фабиан разозлен не на шутку, и отправил его восвояси с пожеланием хороших выходных. Госканцлер вызвал его к себе.
– И как ваш новый помощник? – сразу же спросил он.
– Очень сообразительный молодой человек. Удивительно дисциплинированный. Для современной молодежи это скорее исключение, – неторопливо ответил Михаил.
– Садитесь, – сухо бросил Содегберг и развернулся к окну. Михаил подчинился. – Мне кажется, в школе юнкеров их всех учат дисциплине.
– Возможно. Но не так, как в свое время. Когда военное положение было скорей нормой, чем исключением.
– Вы скучаете по романтике тех дней? – усмехнулся Содегберг.
– Скорее по романтическим очкам моей юности, господин Генеральный Консул.
– Юности, – вздохнул Содегберг. – Привлекательнейшего украшения, за которым так легко не увидеть алчности, злопамятности, лени, корыстолюбия, да просто бесхребетности. Юность прекрасна, мой дорогой Михаил, и сколько существует людей, для которых юность самоценна… – Он внезапно развернулся к нему. – Но Фабиан производит иное впечатление? Я общался с ним спорадически и должен признать, он производит двоякое впечатление. С одной стороны, он юн, романтичен, его голова полна всех этих бредней… – Содегберг помахал рукой в странном жесте. – С другой стороны…
– Он заслуживает той характеристики, которую составил ему в прошлом году мой коллега из Магистрата, – подхватил Михаил. – И он готов подтвердить все, что сказал тогда.
– А ему точно наплевать на возраст характеризуемого. Так вы довольны вашим помощником?
– Всецело.
По истечении двух недель Содегберг вызвал Фабиана и коротко приказал ему садиться. Он сам стоял у окна и задумчиво изучал площадь, которая была накрыта мелким дождем и все равно наполнена людьми.
– Что им всем дома не сидится, – угрюмо бормотал он. – По такой погоде собака на улицу лишний раз носу не кажет, а эти глазелки ползают, глазеют. На что глазеть-то?
Фабиан поднял брови. Очевидно, госканцлер развлекал скорее себя, чем его, зачем-то изображая ворчливого старика.
– М-да, – резко бросил Содегберг, разворачиваясь. – Ах, Михаил, спасибо. Кофе. Как раз к месту. Угощайтесь, – приказал он Фабиану и сел.