Аурелиус ваан Содегберг в некотором удивлении признался себе, что был рад видеть Фабиана. И со старческим смирением он признался себе: время летит. Жалкие три месяца назад в его приемной сидел мальчишка. Умный, сообразительный, норовистый, но мальчишка. В этом же борделе, который вопреки логике, здравому смыслу и честности назывался Магистратом, к нему подошел молодой мужчина Фальк ваан Равенсбург. Содегбергу на несколько секунд показалось, что ему снова пятнадцать лет, и к нему подходит капитан волейбольной команды, тот еще ослепительный негодяй, и просит написать за него реферат, а он, слизняк, вроде и понимает, что это нехорошо, что ему, Аурелиусу, выгоды с этого просто никакой не будет, но и отказаться он не в силах, пребывая в упоении от этого незаслуженного внимания. Этот же Равенсбург был вежлив и, с неожиданным тщеславием признался себе Содегберг, был искренен, говоря, что рад его видеть.
Крайне любопытный Второй Консул не удержался и присоединился к Содегбергу и Фабиану. Он улыбался своей ненавязчивой кошачьей улыбкой, делал комплименты амбициозности Фабиана, которые слишком походили на ядовитые стрелы, и уголки его рта обиженно обмякали, когда Фабиан отказывался злиться в ответ на них. Содегберг помалкивал и довольно улыбался. Фабиан оглядывал зал: он уже насчитал четырех консулов, но все не тех.
Второй Консул не преминул поинтересоваться, что или точней кого высматривает Равенсбург.
– Высматриваю? – снисходительно улыбнулся Фабиан. – Мне кажется, вы ошиблись флексией. «Осматриваю» будет точней. Это очень представительный прием. Не так ли, господин Государственный Консул? Здесь собраны практически все члены Магистрата и, насколько я могу судить, ряд депутатов Собрания.
– Ну еще бы, – фыркнул Второй Консул, глядя на Содегберга. – Чтобы вы знали, дорогой Равенсбург, лучше Магистратских приемов только приемы в Консулате. Особенно если за них ответственна служба Первого Консула.
Фабиана обдало жаром. Он вздрогнул, рефлекторно подавил дрожь, оглядел зал еще раз.
– Охотно верю вам, господин Второй Консул. Не думаю, что мне в ближайшее время выпадет честь побывать там, чтобы убедиться в этом лично, – через несколько секунд ответил он.
– Вы неоправданно скромны, милейший Равенсбург. Полгода назад едва ли вы могли рассчитывать на личное знакомство с Консулами, но это изменилось, – промурлыкал второй. – Будущее непредсказуемо, – насмешливо добавил он.
Фабиан замер. Он знал, что второй обладает способностью превращать самые немудреные слова в оружие – имел удовольствие убедиться на собственной шкуре, и это помимо шепотков о втором, которых он наслушался немало. Непонятным оставалось одно: вел ли себя второй так, как обычно – или все-таки его остроты были направлены лично против Фабиана. Ответ мог дать только второй. Если сам его знал.
На счастье Фабиана, к ним подошел Армушат. Чтобы лично поздороваться с одним из лучших слушателей своего простенького курса, чтобы посетовать на пару с Содегбергом о том, что молодежь нынче пошла не та, малоинициативная, лишенная оригинальности мышления, инертная. Преисполненный теплых чувств по отношению к Фабиану, он даже похлопал его по спине и задержал на плече руку. Он же и сообщил Второму Консулу, что Фабиан интересуется мегапроектами. Вроде космического городка или города-амфибии. «Вот как?» – промурлыкал второй, и его взгляд стал странно жестоким. Фабиан согласно кивнул.
– А почему? – склонив голову к плечу, спросил второй. Он улыбался, и Фабиан не верил этой улыбке, и при этом не мог не быть очарованным его противоречивостью. Поэтому он попытался объяснить. На что второй желчно отозвался: – У вас похвальное знание официальных доктрин и хорошая память, Равенсбург, но именно это вызывает серьезные сомнения в вашей способности мыслить самостоятельно. М?
– Ты слишком опрометчиво судишь, Эрик, – вмешался Содегберг. – Тем более как еще говорить о возможной будущей доктрине, как не языком доктрин? Зачем изобретать велосипед?
Второй неожиданно успокоился, улыбнулся, снизошел до объяснений. Он был невероятно интересным собеседником, когда хотел. И отвратительным, когда мог. После неожиданного выпада второй пытался казаться благодушным, рассказывал о футурологических исследованиях, о материалах будущего – о многом, что казалось невероятным, если бы не звучало из уст консула, тем самым приобретая иной модус – почти сбывшегося, и при этом Фабиан тяготился разговором. Рядом с ним было тем более тяжело находиться, что Фабиан почувствовал: где-то за спиной стоит первый и смотрит на него. На его спину, по которой его только что похлопал Армушат за неожиданно остроумный ответ.
Он действительно находился в зале. Чтобы убедиться, что он не ошибается и кожу действительно прожигает взгляд первого, Фабиан посмотрел на огромные окна во всю стену – в противоположную сторону. Первый был не самого высокого роста, но просто по тому, как вокруг него толпятся люди, было легко определить, где он. На счастье Фабиана, второй постепенно утрачивал интерес к разговору, и ни Армушат, ни Содегберг его не поддерживали.
Первый подошел к ним, ослепительно улыбаясь, и словно сделав одолжение, задержал взгляд на Фабиане.
– Равенсбург, – словно глыбой привалив, произнес он. – Я почти не удивлен, видя вас здесь. Мне следует сказать, что я рад вас видеть?
– Можешь побыть честным для разнообразия и объяснить государственному сиротке, в каком гробу ты хочешь его видеть, – сказал второй.
Фабиан сжал кулаки.
– Это звучит как обвинение во лжи, – скрипнул зубами первый.
– Разве? – невинно поднял брови второй. – Ну хорошо, можешь побыть искренним и возрыдать на его груди, причитая, как ты счастлив видеть государственного сиротку.
Первый не сдержался и засмеялся.
– Ты не хочешь убраться во-он в ту компанию и пооскорблять господ судей? Сегодня ты как раз в ударе, с тобой не справятся даже они. Велойч иногда бывает просто невыносим, – повернувшись к Фабиану, пояснил он.
– Иногда? Вы думаете о господине Втором Консуле или слишком хорошо, или слишком плохо, – не сдержался Фабиан.
– Вы даже не представляете, насколько плохо, Фабиан, – ухмыльнулся второй. – Ну-с, откланиваюсь. Стефан, ты остаешься?
Первый изучающе смотрел на Фабиана.
– Я почти не удивлен видеть вас здесь… Фабиан, – тихо повторил он. – Но я рад. Я очень рад. Как поживает Академия?
Фабиана бросило в жар. Он приоткрыл рот, облизал губы. Попытался улыбнуться, пожал плечами и наконец сказал:
– Отлично, господин Альбрих.
========== Часть 9 ==========
Прием в Магистрате был бесконечно долгим; Фабиан решил не утомлять себя чрезмерно и ушел сразу после полуночи. Все-таки в школе в них основательно вбили все эти правила этикета, и отдельное спасибо преподавателям и особенно Эрдману, как бы невзначай вовлекавшим в занятия незначительные детали, непримечательные тонкости, не бросавшиеся в глаза нюансы. В пятнадцать лет легко стоять на вершине мира и решать глобальные проблемы, но строить беседу с незнакомым человеком так, чтобы не показаться идиотом, да еще и выгоду из легкомысленной болтовни поиметь, и все за счет деталек, намеков, – на это подростки неспособны в принципе. И хорош был бы Фабиан без той изнурительной, казавшейся бессмысленной муштры, которую предпочитал Эрдман вместо бесконечных увещеваний, объяснений, воззваний к далеким и прекрасным целям, стоя рядом с личным помощником четвертого консула и разглагольствуя о полетах к звездам вместо обмена сальными шутками. Хорош был бы он, вещая о семейной политике Республики в обществе унылого куратора одного из отделов Банка Республики вместо обсуждения клубов, в которые тот мог бы сводить свою оч-чень молодую племянницу. Племянницу, бесспорно. Хорош был бы Фабиан, не имевший опыта в обмене двусмысленностями с Аластером, не распознав, что за племянницу имел в виду унылый куратор с усами, похожими на клешни лобстеров и такими же унылыми, как он сам. Фабиан был доволен собой и приемом; он был возбужден незнакомым возбуждением, не имевшим ничего общего ни с чем, испытанным им раньше. Он выпрыгнул из вагона и усилием воли заставил себя идти. Если не степенно, так по крайней мере не слишком быстро. А сердце возбужденно билось в груди, а кровь бурлила, а в венах гулял адреналин, и хотелось подпрыгнуть и дотянуться до самого неба, или раскинуть руки и заорать луне что-нибудь неприличное, или что-нибудь этакое, невероятное, потому что Фабиану казалось, что он может все, способен на все, что весь мир лежит у его ног и подчиняется тишайшей его мысли. И особенно здорово было знать, что впереди еще один прием в том же Магистрате, что Содегберг предложил подумать о месте стажера и что Первый был настолько удовлетворен тем, как Фабиан прошел практику, что хотел снова заполучить его.