Чем ближе приближалась экзекуция, тем более очевидным становилось, что идея с балом была хороша – она уже приносила дивиденды, и бонусов должно было оказаться еще больше. Валерия с удивлением призналась Фабиану, что у нее завелись подруги, которые непременно хотели находиться как можно ближе к невесте, мало того – даже помощь предлагали; родственники натянуто улыбались и вымучивали из себя комплименты; помолвкой интересовались даже в университете, словно это была не прелюдия к свадьбе, а сама свадьба. Валерия нервничала, злилась, Фабиан развлекался. Отчего-то недовольная, раздраженная, огрызающаяся Валерия привлекала его куда больше, чем благопристойная, скучная Оппенгейм. Поэтому он позволял ей злиться, иногда и провоцировал ее, а сам довольно посмеивался. Диалоги были однообразными:
– Это пустая трата времени и денег.
– На что еще их тратить, если не на такие зрелища?
– Ты представляешь, как я буду выглядеть? Как лошадь в праздничной попоне.
– Остальные наверняка будут походить либо на диванные подушки, либо на пуфы из исторического музея. И вообще, лошади – благородные животные.
– Особенно ломовые клячи.
– Посмотрим, сколько их набьется в конюшне на торжестве по случаю помолвки хорошенькой ахалтекинки.
Валерия смеялась, Фабиан протягивал ей руку, она неуверенно подходила к нему.
– Думаешь, это действительно нужно? – спрашивала она, кладя голову ему на плечо.
– Это совершенно ненужно, более того, это не нужно никому. Но может быть приятно, эффектно. Опять же, хороший повод щелкнуть всех этих зазнаек по носу, ты так не считаешь? – терпеливо говорил Фабиан, гладя ее по волосам, легонько целуя пальцы ее рук, ласково улыбаясь.
– Зачем щелкать их по носу? – обреченно отпиралась Валерия, прикрывая глаза под его ласками.
– Потому что они зазнайки, – широко улыбался Фабиан.
Валерия смеялась. Рядом с Фабианом, который был непоколебимо уверен в себе, в своих силах и суждениях, ей начинало казаться, что затея может выгореть.
Константин Оппенгейм находил это сумасшествие, которому с завидной самоотверженностью предавалась его жена, тем, чем оно собственно и являлось – сумасшествием. Он признавался в этом с усталой обреченностью давно и неисправимо женатого человека коллегам в Магистрате, в Консулате, в Канцелярии, и – куда более осторожно – молодому и пока еще не очень опытному в семейной жизни Фабиану; в том, чтобы жаловаться ему, Оппенгейм находил особое удовольствие: Фабиан имел удовольствие лицезреть госпожу Оппенгейм, властвующую над этой стихией, он же по большому счету был виновником бедлама, в который превратился унылый дом Оппенгеймов. Фабиан смиренно сносил его жалобы, только ухмылялся и напоминал, что Велойч клялся, что не пропустит выгула такого серпентария, что Содегберг обещал непременно лично поздравить Валерию и Фабиана, что Садукис жаждал станцевать полонез с госпожой Оппенгейм. Оппенгейм задумчиво качал головой и предлагал ему еще выпить за то, чтобы все прошло гладко.
Госпожа Оппенгейм милостиво позволила своему мужу и своему почти зятю свести свое участие в помолвке к присутствию. Фабиан подозревал, что тетка до такой степени упивалась возможностью размахнуться, что отчаянно не желала делиться ни граном своей власти. Он был не против, мечтал о том времени, когда сбежит с этого мероприятия к Аластеру, а от него и к Евфимии, отчего бы нет. А пока он вместе с Валерией встречал гостей, осыпал их комплиментами, лучезарно улыбался – и скучал.
Эрик Велойч к веселому удивлению Фабиана явился на бал в сопровождении спутницы. Он был доволен собой, его спутница была довольна собой на два порядка больше – местечко рядом с Велойчем многого стоит; Фабиан многозначительно приподнял брови, Велойч саркастично улыбнулся и подмигнул. Валерия удивилась, что спутница Велойча с приличествующей случаю оживленностью начала выражать свой восторг от встречи с ней.
– Знаете, а ведь я была уверена, что выйду замуж значительно раньше, чем Лери, – счастливо улыбаясь, пояснила она Фабиану. – Не скажу, что мы были подругами, но хорошими приятельницами – всегда. Лери, помнишь? В том проекте.
Валерия с силой сжала руку Фабиана; он посмотрел на нее.
– Котором, Лери, дорогая? – терпеливо спросил он.
– Благотворительном. Летний лагерь для детей-сирот. Агния была одной из огранизаторш, я руководила детской группой. Агния Колмогорова. Фабиан Равенсбург.
– Я счастлива наконец познакомиться с вами, – весело произнесла Агния Колмогорова, словно в пику натянутой как струна Валерии. – Господин Велойч охотно рассказывает о вас. И не только он. Мой дядя тоже. Он с восторгом рассказывает о том, как вы проходили стажировки. Вы стали для него эталоном студента. Мне иногда бывает по-детски обидно, что он всех сравнивает с вами, в том числе и меня. Надо ли пояснять, господин Второй Консул, что в его глазах я безнадежно проигрываю?
– Ваши преимущества заключаются в другом, дорогая Агния, – ровно произнес Велойч.
– В возможности носить бальные платья, не иначе, – ухмыльнулся Фабиан ему в лицо. Велойч скосил глаза в ее декольте.
– Отличные возможности, отличная реализация, Фабиан, – снисходительно ответил Велойч. – Остается только восхититься.
– На самом деле я удивительно недисциплинирована. Особенно по сравнению с вами, Фабиан, – по-лисьи склонила голову Агния. – Вы же позволите обращаться к вам по имени? Что еще любит говорить дядя. Ах, да. Что я по сути своей немного анархистка. Не могу с этим спорить. Я привношу здоровый элемент хаоса во все места, в которых появляюсь.
– С этим трудно поспорить, дорогая Агния. – Усмехнулся Велойч. – Какое счастье, что у меня есть возможность списать это на творческую жилку и в любую минуту призвать людей, которые этот хаос устранят. Я боюсь, что отдалился слишком далеко от юношеского энтузиазма. Мне милей тихий вечер в обществе близких друзей.
– Скорее, это характер, Эрик. Господин Содегберг не без основания зовет меня юным, но мне точно также предпочтителен тихий вечер в обществе близких друзей, – улыбнулся Фабиан, поворачиваясь к Валерии и обнимая ее.
– Немудрено. После твоих бурных рабочих будней и… – Велойч замолчал, посмотрел на Валерию, склонившую голову к плечу Фабиана, на него самого,ухмыльнулся и оглядел зал. – С вашего позволения, дорогая Валерия, дорогой коллега, я поздороваюсь со знакомыми. Еще раз примите мои поздравления и пожелания всего наилучшего. Агния, ты составишь мне компанию? Или ты предпочтешь посплетничать с твоими подругами?
– Я бы с таким удовольствием провела тихий вечер в твоем обществе, – тихо пробормотала Валерия. Фабиан потерся щекой о ее волосы. Он усмехнулся, немного помолчал, затем произнес:
– А ты расценивай это как испытание характера. Сможешь ты преодолеть свои фобии или нет.
Валерия недоверчиво посмотрела на него. Фабиан лукаво смотрел на нее. Она непроизвольно засмеялась и прижалась к нему.
– У меня ужасный характер и очень агрессивные фобии, – бодро сказала она.
Фабиан похлопал ее по талии. Интимный жест, много значивший для Валерии, поддержка как бы между прочим, открытое, однозначное заявление: да, мы близки. Жест заметили многие; те, кто пытался препарировать динамику их отношений не в их пользу, были вынуждены замолчать в бессильной злобе. Некоторые умиленно вздохнули. А Фабиан чувствовал себя почти удовлетворенным тем союзом, который собирался заключить с Валерией.
Он приветствовал новых знакомых; Агния Колмогорова звонко смеялась в нескольких метрах от него. Фабиан скользнул взглядом по группе, в которой она стояла; Агния обернулась; Фабиан задержал на ней взгляд; она призывно вскинула голову. Фабиан перевел взгляд на своего собеседника и вежливо улыбнулся ему, механически отмечая, что эта Колмогорова, как ее там, Аглая, Агния, еще как, смогла бы без подготовки сыграть даму полусвета, что она очень любила находиться в центре внимания и делает все для этого возможное и, кажется, сердится на Валерию, практически не прикладывающую усилий и все равно привлекающую к себе взгляды. Валерия положила руку ему на талию. Он поцеловал ее в щеку.
Затем Константин Оппенгейм произносил краткую приветственную речь, обращался к гостям, сухо шутил, и его голос подрагивал, когда он говорил о своей дочери. После него Фабиан рассыпался в комплиментах перед ним и госпожой Оппенгейм, восхвалял Валерию, обещал любить и заботиться. Валерия только и смогла сказать: «Спасибо», опустила голову и постаралась как можно быстрей надеть кольцо ему на палец; она стояла и украдкой любовалась своим – тонким, лаконичным, платиновым, с маленькими розовыми бриллиантами, почти незаметным на ее крупной руке, но смотревшимся уместно. Фабиан прижимал ее к себе, но говорил с другими людьми, осматривал зал, кого-то приветствовал, кому-то махал; Валерия следила за его рукой, которую украшало точно такое же неприметное кольцо, как и у нее. Ей не нужно было его видеть – она знала. И Валерия улыбалась своим мыслям и безмятежно молчала рядом с Фабианом.