– О чем? – осторожно поинтересовалась она.
– О том, – ровно ответил он. И пригвоздил ее взглядом, под которым сделать вид, что она не понимает, о чем речь, было бы самоубийством.
– Я не откровенничаю с ней ни о чем, – раздельно, медленно и отчетливо ответила Александра.
Фабиан кивнул.
– А она откровенничает. О тебе. С Валерией. – Безразлично признался он.
– Я ничего ей не говорила, – Александра только что зубами не скрежетала. Она вцепилась в стол и подалась вперед; она сверлила взглядом Фабиана, не требуя, чтобы он поверил ей – требуя, чтобы он поверил, что она говорит правду. Она была зла, и это убедило Фабиана.
– Охотно верю, – задумчиво отозвался он. – Скажи мне на милость, у тебя есть возможность сменить место работы?
Александра вскинула голову.
– Кажется, я не понимаю тебя, – величественно ответила она на это.
Фабиан посмотрел на нее, улыбнулся краешком рта.
– Я могу помочь с его поисками. Но я настоятельно рекомендую тебе сменить место работы. Скажем, в ближайшие две недели. Потом будет поздно. Поинтересуйся, к примеру, в финотделе городской социальной службы. Им, кажется, очень нужны толковые и преданные делу люди.
– Ты собираешься из-за какой-то дуры с длинным языком топить весь фонд? – почти беззвучно спросила Александра, недоверчиво улыбаясь.
– Отнюдь, – успокаивающе покачал головой Фабиан. – Он держится на плаву только благодаря тебе и еще паре энтузиастов, но вам становится все сложней. Это и без меня произойдет. Но я поспособствую. И Алекс, мое предложение остается в силе. Я могу замолвить за тебя словечко, если хочешь.
– Я не нуждаюсь в…
– Подачках, благотворительности, призрении, бла-бла-бла, – перебил ее Фабиан. – Позволь не согласиться. У меня и в мыслях не было так тебя оскорблять, но я могу понять и такой выверт твоей логики. Я всего лишь познакомлю тебя с несколькими людьми, которые изначально будут относиться к тебе чуть более дружелюбно. Что ты с этим сделаешь – решать тебе. Тем более ты уже заработала себе определенную репутацию.
Он улыбнулся. Александра усмехнулась и согласно кивнула головой.
Фабиан ушел, сославшись на какие-то странные дела – скорее всего ничего общего ни с Валерией, ни с Оппенгеймами, возможно и к работе относившееся очень опосредованно. Александра осталась сидеть в ресторанчике, неторопливо пить вино и смаковать на своей коже украденный, чуть ли не обманом добытый одобряющий, почти ласковый, удовлетворенный взгляд Фабиана.
Валерия Оппенгейм долго решалась поговорить с матерью. Чем больше она отходила от того разговора с Агнией Колмогоровой, а затем с Фабианом, тем больше ей хотелось поделиться. Хоть с кем, но поделиться, чтобы понять, что делать дальше. Фабиан-то вел себя безупречно, не появлялся на глаза, кроме как по уважительным причинам – совместное появление на открытии какой-то невнятной выставки не в счет, это чуть ли не работой считалось, но не давал забыть о своем существовании, названивая по несколько раз на дню и исподволь, аккуратно и почти незаметно проверяя, хорошо ли чувствует себя Валерия, не развлекает ли себя глупыми мыслями самого разного толку. Она была благодарна ему за такую неожиданную тактичность, скучала, не без этого – Фабиан занимал очень важное место в ее жизни, хотела она этого или нет, Валерии было важно его мнение, отношение, поддержка, многое, многое другое. И при этом она радовалась этой передышке, возможности вдали от Фабиана взглянуть еще раз на их отношения, на них, на саму себя в этих отношениях. Валерии нужно было поговорить с кем-то близким обо всем этом, о странной ситуации, в которой она понесла ущерб и она же чувствовала себя виноватой. Она не могла заставить себя довериться подругам – одной хватило, спасибо. И признаваться тем, кто яростно завидовал ее союзу с Фабианом, сказочному просто, идеальному на первый взгляд, что не все между ними благополучно, – это было выше сил Валерии. Все-таки мать должна была понять ее, не могла не понять.
Госпожа Оппенгейм выслушала ее, внимательно, не меняясь в лице, даже не шевелясь. Валерия смотрела на нее и ждала реакции; и ей начинало казаться, что это скорее будет приговором.
– И что? – наконец спросила госпожа Оппенгейм.
Валерия приоткрыла рот, чтобы объяснить. Но задумалась. Действительно: и что?
– Он изменил мне. Это… больно. – Призналась она наконец.
– Это разнюхала только Колмогорова? – помолчав, сказала госпожа Оппенгейм. – Я поговорю с ней, чтобы держала рот на замке.
Она снова посмотрела на Валерию.
– Ты поговорила с ним? – деловым тоном спросила она.
Валерия кивнула.
– И что он?
– Извинился, – выдавила она.
Госпожа Оппенгейм в задумчивости провела пальцем по брови.
– Наверное, следует поговорить с ним, чтобы вел себя поприличней, – под нос себе пробормотала она.
Валерия повесила голову, а затем тихо сказала:
– Я хочу отозвать помолвку.
Госпожа Оппенгейм выпрямилась и плотно сжала губы.
– Не смей! – жестко приказала она.
========== Часть 23 ==========
Фабиан подозревал, что клиника «с блестящей репутацией, применением выдающихся достижений в псхихологии аддикций, очень высококвалифицированным штатом сотрудников» и прочими бла, бла, бла может оказаться тюрьмой похлеще Последнего фьорда. Точнее, он был почти уверен в этом. Его уверенность подкреплялась самыми разными, незначительными на первый взгляд деталями. Например, забор высотой в три метра, изящно прикрытый хмелем. Или охранник с очень выразительными рельефами мышц на руках. И да, на ногах тоже, праздно отметил Фабиан. Мощными мышцами, красноречиво литыми, наверняка эффективными, но при этом не делающими тело красивым. Вызывающими уважение – вполне; вызывающими возбуждение – нет. Не в его вкусе, совсем наоборот: Фабиана куда больше притягивали люди с более окультуренным телом, этаким ходячим рекламным щитом какого-нибудь фитнес-тренера или фитнес-центра поэлитней. Охранник внимательно изучил пропуск Фабиана, просканировал его своими носорожьими глазками, не смешался под одним из самых неприязненных взглядов Фабиана, которыми тот смерил его; Фабиан не дрогнул сам, когда охранник прищурил свои носорожьи глазки и угрожающе сдвинул белесые брови к плоской переносице, и они разошлись очень довольные друг другом. Другой, а затем и третий (или это был первый, или его клон – не суть) охранник отнесся к Фабиану куда более снисходительно, с ним мериться своим эго уже не приходилось.
Младший медицинский персонал – никаких медсестер и медбратьев, что вы: это унижает и сотрудников, и клинику, и клиентов – был эффективным ровно в той степени, в какой был устрашающим охранник. Наверное, и это было хорошо, особенно озабоченным родственникам: глыбоподобные младшие медицинские сотрудники вселяли в них уверенность, что паршивые овцы из их семей с этими големами не забалуют.
Наверное, если бы Фабиан взялся обличать порочную практику медицины во имя статистики, медицины во имя правил приличий, медицины во имя абстрактных максим человеческого общежития, он бы использовал в качестве ad exemplum именно эту клинику. Впрочем, кажется, и если бы ему взбрело в голову демонстрировать достижения медицины, человека ради человека и ради его семьи и прочую шелуху, он бы точно так же приводил в качестве примера эту же клинику. Она не нравилась ему; Фабиан не доверял ее руководителю, которого, казалось, куда больше волновало, как бы поэлегантней расположить многочисленные дипломы и сертификаты, чем нечто прозаическое вроде забот о пациентах, точнее клиентах. Этот самый руководитель, доктор странных наук, что-то в духе холистических, тем не менее, был не против обзавестись приятельством крайне перспективного и очень влиятельного десятого консула – и упорно приглашал его к себе на чашечку белого чая с отвратительно тонким вкусом, а попутно настаивал на том, чтобы лично докладывать Фабиану об успехах господина ваан Армониа, не самым элегантным образом оттесняя от него лечащих врачей.
Аластер был ни с какой стороны не ваан: отец был из плебеев, маменька тоже, но старик Армониа все-таки купил себе место не так давно в Бархатной книге, в энциклопедии выдающихся семей Консульской Республики, и доктор Кьеркен с особым смаком рассказывал «господину Десятому Консулу» – с придыханием, с беззвучным причмокиванием, с подернутым сладострастной пеленой взглядом, – а иногда и «господину Фальку ваан Равенсбургу» – с такими же ужимками – о том, как продвигается исцеление господина ваан Армониа. Попытки скрыться от цепких лап этого доктора холистики оказывались успешными через раз, и Фабиан успел не только освежить в памяти двести восемьдесят классических способов смертоубийства из одного обросшего мхом фолианта, но и придумать около сорока новых с привлечением самых новых достижений цивилизации, включая термоядерные реакторы, крайне быстро делящиеся клетки и низкотемпературную плазму. И все время, когда этот докторишка вещал о том, как господину ваан Армониа повезло оказаться в его славной клинике, когда было еще не поздно, Фабиан прикидывал, а не подскажет ли ему что-нибудь интересное помимо тех сорока высокотехничных способов изведения телесного образа и по заключению избавления от трупа этого шарлатана тот же Мариус. К примеру.